Танец лебединых дев

Часть 1. Молодой ведун.

Глава 1.

На берегу озера, прислонившись спиной к стволу на половину поваленного дерева, которое, склонив крючковатые ветви к самой воде, все продолжало отчаянно цепляться корнями за землю, сидел молодой статный красавец. На вид ему было лет шестнадцать – возраст самого расцвета красоты и здоровья. Его буйные крупные кудри вились, спадая на плечи и высокий лоб. Волевой подбородок и пронзительные голубые, цвета весеннего ясного неба, глаза наводили мысль о сильном и независимом характере парня.

Дорогая шелковая красная рубаха, расшитая золотистым узором, была бы впору царевичу или боярскому сыну. Рядом на траве небрежно валялись дорогие, пошитые из кожи башмаки.

Мало кто мог бы признать в отдыхавшем беглого бедного сироту Емельку, прислуживающего ранее купцу Ястремскому.

***

Откуда взялся новорожденный завернутый в грубую холщовую ткань мальчишка в саду у купца, гадали всей деревней. Вроде бы никто из местных на сносях не был, а посторонних в селении не наблюдали. Купец побушевал-побушевал по началу, грозясь отправить подкидыша с глаз долой в городской приют при монастыре, но потом как-то вмиг сник и решил оставить мальца на воспитание. Видать душой прикипел – решили селяне. А может жена его богомольная, ожидавшая как раз первенца, углядела в случившимся знак свыше и уговорила грозного супруга оставить ребятенка при дворе. Дело-то богоугодное!

Некоторые бабы шепотом болтали, что привиделась Марфе в ночи женщина, что велела мальчика воспитать в доброте и достатке, словно сына родного, дабы то на пользу дочери их пойдет, что еще только на свет готовится явиться. Но так ли это было на самом деле, никто не знал. А спросить больше было не у кого. Марфа родами померла, оставив на мужнино попечение маленькую новорожденную дочку.

Девочку нарекли Ксенией. Купец в дочурке души не чаял. Все у девочки было самое лучшее и дорогое. А вот про обещание, жене данное насчет подкидыша, купец быстро позабыл, хотя в приют его отправить побоялся. Отдал он мальчика на воспитание одинокой старушке, жившей у него при дворе, только она долго не прожила. Как исполнилось Емельке пять годочков, пришлось мальчику осиротеть повторно.

Тут-то и начались для него черные дни. Недоедать, да недосыпать приходилось регулярно. А работа на детские неокрепшие плечики сваливалась непосильная. Емеля рос хилым и болезненным. Да еще каждый купцов работник считал своим наипервейшим долгом сыпать насмешками в адрес сироты, да шпинать его на чем свет стоит. Да и хозяйская дочка Ксения, выросшая надменной и заносчивой только и занималась тем, что постоянно от нечего делать готовила Емеле подлянки, которые мальчик вынужден был безропотно сносить. Сколько слез бессильных пролил мальчик под урчание голодного желудка – лишение пищи было обычным и самым любимым наказанием купца Ястремского.

И вот однажды неказистый подросток-заморыш пропал со двора. Горевать по сироте было некому. Люди посудачили-посудачили да и позабыли про мальчишку. С тех пор уже год миновал. Только хозяйская дочка Ксения все бегала за околицу да вглядывалась вдаль в надежде разглядеть хилую тощую фигурку.

– Вот же егоза, а сердечко-то доброе, как у матери, – покачала головой у колодца соседская кумушка, заметив купеческую дочку, тайком направлявшуюся за деревню.