Святой Василий

Но даже царственные Боги

Несут тяжелый плен,

Всегда витая на пороге

Все новых перемен.

Константин Бальмонт

В город перестройка пришла постепенно. Вначале каких-либо значимых событий не происходило, но со временем все изменилось, все замерло. Один за другим начали банкротиться заводы и фабрики. Медленно, день за днем, город погружался в рутину. Пропали яркие краски, их поглотило серое однообразие. Никто не спешил на работу, в праздники не было слышно песен ни на улицах, ни в домах. Да и вечерами улицы заметно опустели, редкий человек пройдет, и снова тишина. Люди стали покидать город, уезжали кто куда: в крупные города и сельскую местность в поисках стабильности и хороших заработков. Город редел, численность резко сократилась. Многих из тех, кто не захотел вовремя покинуть городок, засосала рутина, словно болото. Никчемность, невостребованность, ненужность, как зараза, как эпидемия распространялась повсюду. Люди закисали, началось затвердение их душ, брожение, злословие, зловоние. Они постепенно себя съедали с большой пригоршней соли, сами себя изводили и выводили из строя.

Город полностью разбалансировался. Произошло разделение на слои: кому-то удалось выстоять, удержаться на ногах, не потерять свое лицо; кто-то даже сколотил состояние, а кто-то упал на самое дно жизни, и именно этот слой горожан на долгие годы стал главным, верхним, создавая особую атмосферу застоя, заплесневелости, источающей смрад. Город Усолье в Сибири построен на болоте. В период перестройки он погрузился в него.

Многие из тех, кто решил залечь на дно, переждать до лучших времен, так и не смогли выплыть наружу, задохнулись на дне. Одним словом, их засосала болотная трясина. Постепенно и сам город погружался в сплошное болото с жабами и лягушками. Но по истечению некоторого времени некоторые лягушки смогли сбросить зеленую шкурку и превратиться в стройных, прекрасных красавиц. Большинству жаб так и не пришлось превратиться ни в мужчин, ни в принцев. На них перестройка в нашем городе отдохнула. Тогда женщины взяли на себя функции мужчин, как в той поговорке: я и баба, и мужик, я и лошадь, я и бык. Они потащили семьи, взвалив на свои хрупкие плечи мужиков как своих, так и чужих, и на этом город стал держаться. Женщина преобразилась, окрепла, возмужала, стала соломенной вдовой при живом муже. Она смогла перестроиться при безработице: находила работу, кормила семью, учила отпрысков своих, доводила их до ума. При всем при этом, из серой безликой женщины развитого социализма, она превратилась в истинную красавицу, стильную и элегантную. Будучи мастерицей, на все руки: и сшить, и перешить, и забить гвоздь, и построить дом, любые проблемы решала одним махом, одним ударом, она и мужика своего никчемного могла унизить, а если нужно, то и кулак ему под нос подставить. На ней и рубаха, и брюки мужские, и грубая обувь, даже сигарета в зубах да трехэтажный мат не портили, а придавали некую деловитость и указывали на то, кто здесь настоящий хозяин. Твердая, уверенная, стремительная походка, цепкий и тоже уверенный взгляд – вот что стало характерным для нашей усольской женщины. Наша горожанка научилась вертеться на одной ножке: и скакать, и прыгать, бежать сломя голову и в то же время летать, махать крылышками и смеяться, как колокольчик. Женщина приобрела свободу, стала независимой, раскрепощенной, одержимой, злопамятной и при всем при этом, конечно же, несчастной. Мужики и без того задавленные безысходностью повальной безработицы не выдержали такого натиска, начали окончательно сдаваться, опускать руки, склонять голову ниже плеч, стали мягкими и пушистыми, стали мурлыкать, мяукать, словно коты, смотрящие на женщин блестящими и пустыми глазами, и в тоже время похотливыми, прожорливыми, напоминающими хорьков. Женщины, сильные характером, приобретя вес в обществе, на мужиков смотрели брезгливо и свысока, ибо никогда мужская слабость и бездействие не вызывали у слабого пола уважения.