Сапфирные грани. Ледяное сердце. Книга первая

ПРОЛОГ

Убийство – часть его жизни. Едва заметное дуновение – движение.

Эйдан, как и все ночные охотники, передвигался стремительно.

Быстро осмотреться, втянуть носом воздух, почувствовать тонкий, едва уловимый запах жертвы… Он у каждого свой. От кого-то пахнет молоком, от кого-то – дешевым спиртным. Девушки часто благоухают цветами: они любят душиться розовой водой.

Эйдан не терпел духов. Они портили обоняние, мешали ощутить тепло струящейся под покровом кожи крови – такой приятной, солоноватой на вкус.

Вот она, беспечная жертва – неосторожная парочка, предавшаяся любви на лоне природы. Он слышит их шумное дыхание, неровное биение сердец.

Тень мелькает от дерева к дереву.

Им бы насторожиться, оторваться на время от жарких тел друг друга и прислушаться. Хотя, что вы можете услышать – вампиры ступают неслышно. Пожалуй, только чуткий слух косули различит их поступь.

Ночь – любимое шелковое покрывало, в которое Эйдан обертывался каждый раз, когда голод брал за горло. Охотиться днем запрещал закон, но ночью лес становился территорией вампира.

Жаркий блеск сосредоточенных красно-коричневых глаз.

Мышцы напрягаются, волна дрожи проходит от шейных позвонков до кончиков пальцев.

Еще мгновение – и прыжок.

Убивать нужно быстро, нанося один единственный удар.

Жертвы Эйдана умирали без предсмертного крика, едва соприкоснувшись с поцелуем вампира.

Эйдан любил, когда ему попадались парочки: тогда он мог поделиться с Ульрикой. Он привык, что их тени переплетались в охотничьем танце под покровом ночи, как потом их тела после сытного пиршества. Прямо там, рядом с выпитыми до дна глупыми людишками.

Ульрика… Она была гибкой, как кошка, и во взгляде тоже сквозило что-то кошачье, недаром Ульрика так ловко загоняла в ловушку купеческие караваны. С такой напарницей не стоило волноваться за завтрашний день.

Когда заканчивались запасы еды, Ульрика надевала белое платье и, поцеловав Эйдана, отправлялась на охоту в деревню. Помнится, он всё время спрашивал, почему она выбрала маркий цвет, а Ульрика каждый раз с усмешкой отвечала: «Потому что люди считают его цветом невинности».

Возвращаясь, Ульрика неизменно приносила возлюбленному кровь в стеклянном сосуде – она всегда заботилась о нём.

Как же она умела обольщать, какой желанной казалась мужчинам! Видели бы они её, возвращающуюся домой по пустынным проселкам, с ботинками в одной руке и склянкой крови в другой. Платье забрызгано живительной алой влагой, спутавшиеся волосы цвета воронова крыла рассыпались по плечам…

Ульрика периодически наведывалась в ближайший городок в часы мирной послеобеденной сытости, когда глаза утрачивали красноватый отлив, незаметный при свете свечей. Она питала слабость к мускусу и регулярно покупала его у одного и того же торговца. Интересно, как бы он поступил, узнай, кто его постоянная клиентка? Наверняка вызвал бы жреца или подкараулил с осиновым колом.

Но всё это осталось в прошлом: и Ульрика, и спокойствие, и охота вдвоём. Парочкам ничего не грозило, их никто не подстерегал, не жаждал крови.

Эйдан больше не охотился. Он сидел на земле и сжимал голову так, будто силился расколоть на части.

Животный крик боли вырвался из горла.

Вампир ничком рухнул на траву рядом с Ульрикой. Она лежала в знакомом белом платье, в тех же серых кожаных ботинках. От неё так же пахло мускусом, те же ржавые пятна расплылись по истёршейся от частых стирок ткани, но только это была не кровь человека, а кровь охотника, безжалостно убитого другим охотником.