Бежать

В голове у девочки билась одна-единственная мысль: «Бежать!». Эта мысль как будто вытеснила всё остальное – кроме неё не было больше нечего. Девочка вряд ли вспомнила бы сейчас собственное имя, даже если бы у неё было время подумать о подобной мелочи. «Бежать» заняло всё её существо, вытеснило любые другие воспоминания и идеи.

Оно горело под её веками огромными буквами, перекрывая всё вокруг. Мир перестал существовать, стал едва различимым из корчащихся и извивающихся «Б», «Е», «Ж»… Беги, чёрт тебя дери! Беги что есть сил! Беги, беги, даже если их нет.

А сил уже почти не было. Она, конечно, понятия об этом не имела, точно так же, как и о том, как долго она бежит. Минуту? Десять? Час? Вечность? Девочка не думала об этом. Ничто не пробивалось сквозь пелену одного только слова. Бежать!

Где-то вдали раздался выстрел. Треснул, раскололся, пошёл трещинами воздух, а вместе с ним и купол, не пускавший посторонние мысли. Страх пробил всё её существо. Страх был таким сильным, что уничтожил даже ту единственную команду, которая сейчас руководила телом. На долю секунды «Бежать!» куда-то исчезло, но и этого мгновения оказалось достаточно – ноги сразу же отказались повиноваться. Так и замерли в воздухе, растерянные и обессиленные. В следующий миг девочка уже лежала в грязи.

Земля была мокрой, холодной, пропитанной дождём и травяными соками. Сплошное месиво. Кажется, довольно много попало в ухо, да и в рот тоже. Девочка провела языком по губам – песок, влага. Она только теперь вспомнила о дожде.

А это был настоящий ливень. Стоило выглянуть из-под чёлки, и вот он уже заливает глаза, ручьями льётся по щекам. Хотя нет. Это, наверное, слёзы, подумала она. И разрыдалась ещё сильнее. Она рыдала так сильно и громко, что, казалось, вот-вот перекричит дождь. Так разрывали рыдания её горло, будто не помещались внутри, будто сдавливали своей массой каждый орган в глубине её маленького дрожащего тела.

Это тело свернулось сейчас калачиком где-то среди корней деревьев. Это тело совершенно отказывалось повиноваться – разве только голова моталась из стороны в сторону. Непонятно, для чего. Может, чтобы легче рыдалось.

А вверху, ужасно далеко от тела, огромные капли отбивали нестройные ритмы по листьям, веткам и стволам. Огромные каштаны и ясени безвольно трепетали от порывов ветра. Девочка почему-то подумала о том, что теперь они так же беспомощны, как и она. Слёзы опять обвили шею тугой петлёй, застлали глаза, скрыли удары молний и трепет листвы. «Как же больно», – подумала девочка, и подумав, сама удивилась своей способности порождать хоть какие-то мысли. Это было, конечно, совершенно бесполезно. Это было даже плохо: теперь она могла вспомнить всё, что привело её сюда.

При мысли о том, что всего полчаса назад – полгода? полвека? – всё было так спокойно и обычно, она почти физически ощутила, как новая порция рыданий иглами впились во всё её существо.

***

Всего полчаса назад был стол. Был вечер. Была старая, потускневшая от времени лампа, и был её тёплый свет. В этом свете всё казалось ужасно близким, немного жёлтым, и оттого уютным. Этот свет, неизменно окрашивающий золотом каждый вечер на протяжение десяти лет – по крайней мере, столько лет она жила на свете – заставлял всё вокруг отбрасывать очень правильные и чёткие тени. Совсем чёрные, они казались почти осязаемыми. Они как будто создавали защиту, ограждали всех, сидящих за столом, от внешнего мира. Как будто бы.