Убийства в Сосновке

По правую руку новорожденного Марата Георгиевича Харина сидел его друг и соратник Вениамин Маркович Клоповский.

В ресторане «Славутич», что в Сосновке (лесной район Черкасс), гремел банкет по случаю пятидесятилетия Харина.

Ресторан принадлежал юбиляру.

Было за полночь.

Переполненный банкетный зал гудел…

Гремела музыка, изрядно разогретые гости танцевали.

– Стоп музыка! – встал Клоповский. – Прошу внимания! Анекдот-тост в честь моего друга Марика!

Оркестр затих, гости повернулись к столу юбиляра.

– Значит так, – продолжил Вениамин Маркович, – много миллионов лет тому назад в Египте умирает молодой фараон. Позвали колдунью, а она и говорит, – он осмотрелся: – А где Марик?

– На балкон хозяин вышел, – разливая виски в бокалы, сообщил официант.

– Позови! – махнул рукой Клоповский.

Официант удалился…

– Дальше, Вениамин Маркович! – кричали гости.

– А колдунья и говорит фараону, – продолжил тот, – если тебя найдут, и тебя поцелует красивая девушка, и ты исполнишь пять ее желаний, то будешь жить дальше. Где юбиляр!?

– Дальше! – требовали гости.

– В наше время гробницу фараона нашла археологи, – продолжал рассказчик. – Все ушли на обед, оставили охранять девушку-практикантку. Она поцеловала красавца-фараона. Тот ожил и говорит: «Теперь я исполню пять твоих желаний и буду жить дальше!», а она отвечает: «Лучше, исполни одно желание пять раз!» Он исполнил всего лишь три раза и умер. Так выпьем же за мужчин, способных…

С балкона донесся крик…

– Что такое, что случилось? – раздавались возгласы.

Душераздирающий крик повторился…

Клоповский, за ним остальные гости бросились на балкон: на полу, возле кадушки с пальмой в багровой луже лежал Марат Георгиевич Харин. Из его, рассеченного от уха до уха горла, бурлила, покрывая белоснежный фрак узорами смерти, кровь.

Следователю городского отделения полиции капитану Коневу Владимиру Михайловичу не спалось. Он думал о жене с детьми, которых только что проводил в Анталию.

Планировали полететь вместе, но дела не пустили. Майор Хрущев, начальник отделения, обещал отпустить через неделю, после передачи двух дел в прокуратуру. «Ничего, – рассудил сыщик, – недельку сами побудут, обвыкнуться, а там и я подтянусь! А теперь спать – завтра тяжелый день!» – повернулся он на правый бок.

Но уснуть ему не судилось – зазвенел телефон.

– Михалыч, – послышался голос дежурного офицера Геннадия Витко, – труп у нас. Выдвигайся в ресторан «Славутич»

– Принято, – вздохнул Конев. – Выезжаю…

Город Черкассы.

Четыре года спустя…

В комнате было сыро и холодно. Настырно досаждали клопы: в темноте они впивались в тело и раздувались от выпитой из Акакия крови. Акакий ворочался и стонал во сне, машинально давил насекомых и громко звал бабушку. Раскладушка под ним скрипела и вот-вот грозила перевернуться.

Бабушка была единственным светлым пятном в его безрадостной двадцатичетырехлетней жизни. Матери Акакий не помнил, – она скончалась, когда ему не исполнилось и года, а отца, как говорила бабушка, и вовсе не было. Бабушка любила единственного внука безмерно и во всем себе отказывала ради единственного на этом свете родного человека

Акакий и бабушка жили в маленьком опрятном домике на высоком берегу Днепра.

Мальчиком Акакий подолгу сидел на деревянной скамеечке в сиреневой беседке и смотрел, как крохотные буксиры тащили по реке длинные вереницы больших барж. Иногда, весело разбрасывая жизнерадостные сигналы и водяные шлейфы, мимо проносился величественный «Метеор»