Пленница - Марсель Пруст

Пленница

Страниц

110

Год

2018

Марсель Пруст – несомненно, одна из самых заметных личностей в истории французской литературы. Этот выдающийся писатель, известный своим проницательным подходом к психологическому анализу персонажей, оставил незабываемый след в мире словесности. Однако его наиболее знаменитым и важным произведением является цикл романов, на котором он работал более чем десять лет – «В поисках потерянного времени».

Эта знаменитая эпическая сага состоит из нескольких романов, каждый из которых является отдельной историей, но вместе они образуют цельную и сложную мозаику. Самостоятельные произведения, однако, тесно связаны общей идеей и основными героями. Главный рассказчик пробуждает свои воспоминания о прошлом и становится свидетелем великого противостояния между реальностью и воображением. Путешествуя по временному континууму, Пруст создает новый жанр в литературе – "поток сознания".

Один из самых захватывающих романов этого цикла – "Пленница", является пятой частью саги и продолжает тему любви и стремления к истинному счастью. Главный герой вглядывается в самого себя и анализирует свои чувства, пытаясь понять их истинное значение. Марсель Пруст завершил работу над этим произведением за год до своей смерти, но "Пленница" была опубликована только после его кончины.

Не желая стоять на месте и идти по уже изведанным тропам, Марсель Пруст создал такой потрясающий, смелый и запоминающийся роман, что его произведение стало одним из ключевых в истории мировой литературы. Его бесспорный вклад в развитие психологической прозы и внедрение новаторских литературных приемов несомненно превозносит его как одного из величайших писателей всех времен.

Читать бесплатно онлайн Пленница - Марсель Пруст

По утрам, лежа лицом к стене и еще не видя над длинными занавесками, что за оттенок у полоски света, я уже знал, какая сегодня погода. Я догадывался об этом по первым уличным шумам, которые доходили до меня то приглушенными и искаженными влажностью, то визжавшими, как стрелы, в звонкой и пустой тишине воздуха – тишине емкого, холодного, ясного утра; прислушиваясь к первому трамваю, я определял, мокнет ли он под дождем или же мчится навстречу безоблачному небу. А может быть, шумам предшествовала их более стремительная и более юркая эманация: проскользнув в мой сон, она с грустью предвозвещала, что сейчас пойдет снег, или заставляла крохотного человечка петь во мне с перерывами одну за другой песни во славу солнца, так что, сколько я ни улыбался во сне, сколько ни смыкал веки, которые вот-вот должны были замигать от света, в конце концов меня все-таки пробуждало оглушительное пение. В этот период времени внешний мир проникал ко мне главным образом через мою спальню. Блок, насколько мне было известно, рассказывал, что, когда он приходил ко мне по вечерам, ему слышалось, будто я с кем-то разговариваю; так как моя мать жила тогда в Комбре и так как в моей комнате никого, кроме меня, не было, он думал, что я разговариваю сам с собой. Потом, узнав, что в моем доме живет Альбертина, и поняв, что я прячу ее от всех, он именно этим объяснял, почему я никуда не выхожу из дому. Он ошибался. Ошибка простительная, потому что в действительности, даже если ошибка как будто не подлежит сомнению, не все можно предусмотреть; те, кто узнает достоверную черту из жизни друга, тотчас же делают неправильные выводы и этому новому для них явлению дают совершенно неверное истолкование.

Стоит мне вспомнить теперь о том, что по возвращении из Бальбека Альбертина стала жить в Париже под одной крышей со мной, что она отказалась от мысли о морском путешествии, что она расположилась в двадцати шагах от меня, в конце коридора, в обитом штофными обоями кабинете моего отца, и что по вечерам, очень поздно, она на прощание просовывала свой язычок ко мне в рот, точно ежедневную пищу, как бы обладавшую питательными свойствами и почти чудодейственной силой для всей плоти, силой, благодаря которой боль, какую мы оба вытерпели из-за нее же, из-за Альбертины, превращалась в нечто вроде душевного умиротворения, в моем воображении мгновенно возникает не та ночь, когда капитан Бородинский разрешил мне переночевать в казарме, – его поблажка излечивала мнимое мое заболевание, – а ту ночь, когда отец позволил матери спать в моей кровати, со мной рядышком. И вот так всегда жизнь, если она должна избавить нас от страдания, кажущегося неизбежным, вопреки ожиданиям поступает в обстоятельствах иногда до того разных, что сопоставление явленных нам милостей представляется иногда почти явно кощунственным!


Когда Альбертина узнала от Франсуазы, что я не сплю в предутренний час, при еще задернутых занавесках, Альбертина, не стесняясь, что шум мне мешает, тихонько плескалась в ванне. Часто я тогда же проходил в мою, смежную ванную, очень приятную. В былые времена один директор театра истратил несколько сот тысяч франков, чтобы усыпать настоящими изумрудами трон, на котором восседала знаменитая актриса, игравшая роль императрицы.