* * *
Только то, чего не было, помню;
Лица выпали в лет жернова.
Я придумал чудесную кровлю,
Я под ней вспоминаю слова.
Полон мир этих призраков странных,
Чудной повести тайных замет,
И затейливых и своенравных…
Я разъял бесконечное нет.
Только, я, погружаясь в дремоту,
Возвращаюсь в свои небеса,
Напевают прелестную ноту
Незнакомые мне голоса.
* * *
Чтоб слыть иным в подлунном мире,
Казаться нужно чудаком.
Но есть опасность на куртине,
Что маска станет естеством.
Настанет, верю, миг прозренья,
Уйдет насмешливая брань;
И я в тиши уединенья
Полью любимую герань.
И, если был талант в начале,
Тем лучшим, что дано творцом,
В уютной бухте, на причале
Закончу путь. Найду свой дом.
Вам, чудаки, представить ныне
Хотел бы песню и творца.
И, если роли Вам постылы,
Испейте чашу до конца.
* * *
Печальный образ мне напомнил
О переменчивости лет.
И я кувшин водой наполнил,
И в нем увидел новый свет.
Увидел молодости пламя,
Мечты о славе и трудах.
И старым пальцем барабаня,
Я видел время на часах.
Прошедшей жизни вод немало
В кувшине этом утекло.
Старело время. Вод не стало.
Но только не его стекло.
Мудрее тот, кто как стекло,
Что ничего не удержало,
Что в нем безудержно текло,
Но все собою отражало.
* * *
Здесь начинался новый мир.
Пора исхода.
И здесь я в Вечность уронил
Мои три года.
Бывал когда-то (я не знал)
Великий Панин,
И тайны слова открывал
Бессмертный Дарвин.
Обворожительный Данков
"Водил за руку".
Представил всем: Студент таков,-
Как Ментор внука.
Ходил небритый Гришковец.
И я слонялся.
И ухмылялся, как стервец.
И возвышался…
Над собой, мрачнее тучи…
-Ты, как сошедший Чайльд-Гарольд, -
Она сказала.
–И сумасшедший идиот, -
Слова кидала.
Но мне из прошлого видна
Одна и та же
Причина всякого рожна:
–Ты чья пропажа?!
Вот только времени во мне
Не существует.
Оно, как в утреннем вине,
Во мне бытует.
В моей душе движенья нет.
И нет границы.
И сколько б ни было мне лет,
В ней все страницы
Беспечно вклеены в одну,
Всегда пустую…
* * *
Тихо реет над ласковой бездной
Умирающий крик журавля.
Если что-либо будет нежным,
То и будет тогда неизбежным –
Унесет меня вдаль, внемля
Осторожным раскатам грома
И несуетной степени лет.
Что ему, журавлю, отзвенело –
Он зачем растревожил плач?
Что ему в тенесах зеленело,
То для нас ежедневный харч.
Журава! Ты другого лепета.
Мурава. А когда-то была.
Мы живем ожидая вечера,
Мы хотим золотого сна.
* * *
Царите. Ветра зеленой выси
Я – редингот малиновый,
Разбил стекло бесполезной мысли,
Курящим жезлом ручищи выставил.
Лодыжек беглые слепки рыжи,
Моими ладонями темя выело.
За белым полем молвы бесстыжей,
Бездонное, черное жерло выстрела.
* * *
У моря есть глаза.
В ресницах горизонта
Соленая слеза
Стекает в топи солнца.
* * *
1
Когда молчали, смотря, лотосы и лилии
Высоты ночного озера воздушной воды,
Что падают фосфором рая,
Вы, жители изумрудного плаща, их просили ли,
Показать Вам выси сады,
Соком мысли золотой наконечник очей стрелы натирая,
И натянутой тетивы божественного чела
Серебряный колокольчик
По тонкому стеблю мысли,
Где тот, кто синим коромысел,
Плеснет высотой на умы,
Трелью крылатого мозга,
Беспредельности синего мыса лелеемого?
2
Сонный страж рассветом ссыльного,
Где туман росой на луг,
Божество из грота пыльного,
Высоко задрав бровей лук,
Лениво постреливает в божию ткань,
