Все жанры Все авторы
Словесный портрет - Виктор Пронин

Словесный портрет

Страниц

15

Год

2005

Ксенофонтов, пытливый исследователь, всегда ощущал неуемное вдохновение, когда осень окрашивала мир в яркие тона. Ему были милы первые осенние холода, когда зеленые деревья еще украшали ландшафт, а небо испускало свежесть и зябкость. Легкий ветерок, бодрящий и освежающий, придавал ему новые силы.
Осень, сменяющая жаркое лето, была для Ксенофонтова не только временем обновления, но и пробуждения мыслей и чувств. Она дарила свежесть в самых трудных загадках, подкидываемых ему иногда Зайцевым. Именно в эту магическую пору Ксенофонтов обрел великолепное решение, что блистательно перевернуло все предыдущие твердения и привнесло новые перспективы. На его пути не было предела творчеству и стремлению к изучению неизвестного. Вот почему каждый октябрь принимался им с радостью и восхищением, ибо смятение летних эмоций улетучивалось под прикосновением осеннего волшебства. Никто не смог бы сравниться с Ксенофонтовым в его любви и преданности к осени. Он знал, что именно в этих бархатных и дождливых днях его хрупкая душа нашла свое истинное призвание и сияющую радость объединения с миром.

Читать бесплатно онлайн Словесный портрет - Виктор Пронин

Ксенофонтов любил начало осени – первые холода при еще зеленых деревьях, свежее, зябкое небо, бодрящий легкий ветерок. Осень приносила обновление после жаркого лета и, если уж не побояться красивых слов, свежесть мысли и чувств. Именно в эту пору Ксенофонтову удалось блестяще решить самую трудную загадку из всех, которые подбрасывал иногда Зайцев.

Да, небо было пронзительно синим, облака – пронзительно белыми, слегка пожелтевшие листья, казалось, легонько звенели, рождая в душе приятную ноющую грусть от предчувствия скорой зимы, когда деревья станут голыми и черными, небо затянется на целые месяцы серой мглой, наполненной слякотью, снегом, туманом…

Но до того еще далеко, вернемся в солнечную осень, когда в кабинет Ксенофонтова вошел озабоченный и осунувшийся Зайцев и, не говоря ни единого слова, упал в кресло с таким опустошенным вздохом, что у Ксенофонтова перехватило дыхание – что-то произошло!

– Он от тебя ушел? – спросил Ксенофонтов.

– Ушел, – кивнул следователь. – И унес пятьдесят тысяч.

– Неужели поднял столько?

– Ксенофонтов! Это всего пять сторублевых пачек. Если бы ты рассовал их по карманам, это даже не отразилось бы на твоей стройной фигуре. Правда, он взял деньги не сторублевыми бумажками, а пятерками, десятками… Но для него это даже лучше – легче будет тратить, труднее поймать…

– И у нас есть такие места, где можно вот так запросто прийти и взять пятьдесят тысяч?

Зайцева всегда раздражали невинно-глуповатые вопросы Ксенофонтова, хотя потом он много раз убеждался, что не такие уж и глуповатые – они сразу обнажали суть события. В самом деле, разве есть такие места? Оказывается, есть. Их находят время от времени люди, которые приходят и берут…

– Ты прав, – согласился Зайцев, не столько с вопросом Ксенофонтова согласился, сколько с собственными мыслями. – Ограбили сберегательную кассу. Средь бела дня. Кассу! – громко повторил он, заметив, что Ксенофонтов опять собирается что-то спросить. – На окраине города. Подъехали на машине. Один остался за рулем, не выключая мотора. Второй с оружием…

– Огнестрельным, – успел вставить Ксенофонтов.

– Да. Пистолет. Вошел в кассу и потребовал деньги. Бабахнул в потолок для острастки. Посыпалась штукатурка, девчушки, конечно, перепугались, дрогнули.

– Я бы тоже дрогнул.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Зайцев. – Так вот, он сунул деньги в сумку и был таков.

– И никаких следов?

– Знаешь, что я тебе скажу, Ксенофонтов… Не готовы мы еще к встрече с грабителями подобного рода. Если преступник берет пистолет и идет на «дело», готовый стрелять, убивать, готовый к тому, что сам будет убит… Понимаешь? Система оповещения, сигнализация и прочее… оставляют желать лучшего.

Ксенофонтов некоторое время соболезнующе смотрел на друга, потом окинул взглядом стол, заваленный исписанными листками бумаги, и, когда снова взглянул на Зайцева, сочувствия в его глазах уже не было.

– Ты напрасно, следователь, думаешь, что только тебе живется тяжело. Если хочешь знать, мне приходится работать с гораздо меньшими зацепками, нежели тебе. Попробуй написать очерк о человеке, о котором только и известно, что он выполняет план на сто семь процентов и что родился он тридцать лет назад. Да, и конечно, пол его тоже известен. Попробуй! А однажды я написал целую новеллу, трогательную такую, душевную заметку, имея только фотографию, портрет моего героя, снятый далеко не самым лучшим образом.

Вам может понравиться: