Тоска

Нам всю жизнь будет казаться, что мы всюду успеваем.

Но только в конце мы поймем, что никуда и не шли.

А. Павловский

…Вечность, как время всегда заканчивается очень быстро. Не в том месте и не так, как хотел бы это увидеть. Твои правила будут проигнорированы обстоятельствами. Это одна из высших сил в которой ты – случайное число, загаданное не для трюка с картами, а только, чтобы судьба у незнакомых людей сложилась правильно. Несчастья тоже входят в это понятие, ведь без дождя из слёз не прорастёт поле правды и принятия.

Ты и твоя вечность это что-то эфемерное, в границах узкого коридора из желаний и реальности. Одно с другим не совпадает, так уж получается. А ты считаешь, мол это будет так, а вот это будет вот так, и было бы здорово всё увидеть вот таким образом. Затем секунда фантазии перестаёт быть эластичной и становится статичным атрибутом воспоминания. Никто не вспоминает, чтобы додумать. Каждый вспоминает для уточнения.

Век живи – век учись, а у глупости будет лучшее поколение. Поэтому вечность всегда заканчивается очень быстро. Ей отведено столько же, сколько твоим легким сделать вдохов. На выдохе всё лучшее – твоё естество…

Утро в очередной раз началось с дождя. Улицы напоминают город после наводнения, но такого быстрого, что многие просто не успели достать и подкачать лодки, как их снова пришлось убирать обратно. Этот сопливый сентиментальный апрель, как ребенок, что вместо сладкой ваты получил подзатыльник и теперь всю свою обиду вымещает на тех, кто не рад в этом участвовать. И ты просто слушаешь, как очередной удар бьет не только по карнизу окна, но и по карнизу в висках.

Моё утро в очередной раз начинается с головной боли. Ощущение, что вместо мозгов у меня древняя окаменелость, которую зубрила-археолог смог высмотреть среди фолиантов прошлого. Или надышавшись пыли со старых карт, он решил, что именно в этой точке, ткнув в мой мозг, находится открытие века. Но стоило бы спросить об этом у меня, и я бы ответил, что там разочарование года, нежели находка столетия. Только динамит уже заложен, фитиль подожжен и стоит мне открыть глаза, как начинается подрыв. И чем медленнее я встаю с кровати, тем ближе к находке становится этот археолог.

В самое обычное будничное утро мне бы стоило приехать к четырнадцати тридцати в издательство. Желательно заранее, можно голодным, но обязательно с новой рукописью на руках или хотя бы черновиками, в которых черт ногу сломает, пока поймешь, как читать строчные буквы, если они все похожи на зубья пилы. Главное, что Лиза приловчилась это читать и даже отмечать хорошие отрывки красным карандашом. Лиза – мой агент по превращению мусора в бестселлер. Серым она отмечала бред, занудство, демагогию, лишние повторы или фразы, которые можно трактовать, как оскорбления меньшинств. И синей ручкой она ставила вопросительные или восклицательные знаки, а затем устраивала мне разнос по каждому из них. В её мире всегда существовало понятие: «Терпила», но не в обычной трактовке этого слова. Под этим она всегда понимала отрывок или предложение, которое не несет в себе никакой ценности для текста или задаёт безответный вопрос, после чего ты всю главу терпишь и ищешь обоснованность сказанному, но не находишь. И глазами она всегда спрашивала: «Нахрена?» А вслух повторяла: «Для чего?».