Солнце вырвалось из студёного плена. Округа потеряла рассудок от свежести всё ещё морозного, но уже весеннего воздуха. Мальчишки гурьбой высыпали на широкую облысевшую улицу – гонять чуть потрёпанный с прошлого года футбольный мяч. Начали свои задорные переклички голосистые и пугливые скворцы: начало марта – время для самопрезентации. Собачьи свадьбы потянулись караваном то тут, то там на стыд девкам и потеху парням. По берегу заводи пешком метров пятьсот, а дальше – небольшой лесок.
Вечерело. По узкому мосту проехал автомобиль, за ним – телега, запряженная лошадью. В вечернем небе городка появилось небольшое облачко, которое через несколько мгновений вдруг превратилось в огромную тучу. Пошёл мелкий нежданный снег, а потом он вдруг повалил хлопьями. Недовольно и хрипло залаял чей-то сторожевой дворовый пёс. Стемнело быстро. Суровая равнина превратилась в снежное море.
Мокрый мартовский снег хрустнул под тяжёлыми ботинками: полицейский шагнул ближе к ещё не оттаявшей заводи. Он остановился у тела, наполовину скрытого ноздрявым сугробом и прибрежными высохшими зарослями рогоза. Лейтенант Фёдор Гришин поднёс фонарик к трупу, распластавшемуся у берега в неестественной позе.
– Чёрт… – устало выдохнул Гришин, присаживаясь на корточки. – Будто сама природа пыталась спрятать смерть. Мужчина. От шестидесяти до семидесяти лет. Не бомж точно: обувь приличная.
– Кошмар, – страж порядка, неделей ранее переведённый из столичного шумного города в тихую провинцию, присел на корточки рядом. Он пытался рассмотреть и понять, что случилось с мертвецом, издали производящим впечатление сильно уставшего человека. – Думаете, убийство?
– Да пёс его знает. Может, зверьё напало, лес ведь рядом, – Гришин, оглядываясь по сторонам, встал сам и помог новичку подняться.
– Покойник-то немолодой. Долги. Болезни. От жизни устал, вот и решил поскорее на тот свет ноги сделать. У нас в конторе подобный случай имел место.
– Разберёмся. Вот что, Лунин, ты давай, звони в дежурку. Пусть поднимают следователя, судмеда, тащат сюда криминалистов.
– А родным будем сообщать?
– Сначала установим личность, потом поищем родственников. Всё по протоколу, что ты, ей Богу, как в первый раз.
– Виноват. Две недели назад мать схоронил. Кое-как в себя пришёл. По службе никогда ещё с покойниками дел не имел, этот – первый.
– Сочувствую, Алексей, – лейтенант по-отечески похлопал молодого по плечу, – пройдусь, посмотрю, что в округе. Ты огради пока берег: зеваки скоро набегут.
Тёплым летом две тысячи двадцать четвёртого года почтенная семья возвращалась из Нидерландов в Россию. Взбитая женщина лет пятидесяти с небольшим с уложенными под атласную ленту и выкрашенными в шоколадный цвет волосами разрыдалась прямо на одном из пограничных постов, обращаясь к супругу.
– Я не верю, жизнь моя, не верю, что всё это происходит в реальности! Наконец, исполню волю своей мамы: она так хотела, чтоб я хотя бы краем глаза увидела её родину, – женщина говорила на русском языке с чуть заметным акцентом, постоянно трогая своё раскрасневшееся лицо. Её супруг, симпатичный пожилой мужчина с аккуратно стриженными на современный лад серебряными волосами, поджарый, высокий и слегка сутулый, выскочив из кабины грузовика, принялся её успокаивать.
