Зеркало души

Новый Орлеан провожал меня отвратительной погодой. Гроза начала бушевать ночью, а утром же воздух пропитался электричеством, сделался жутко тяжелым, прямо как пласт серых облаков, затянувший небо, еще вчера днем ясное и нежно-голубое. Листья и прочий мусор, оседлавший волны холодного ветра, прилепились к знатно мокрому пальто. Ожидая поезд на перроне, я, от нечего делать, приводил одежду хоть в какой-то порядок.

Черная железная громадина величественно прокатилась по рельсам, двери нужного вагона остановились прямо передо мной. Я ждал пока вся гурьба всосется внутрь, стоя под уже пятым ливнем за этот день. Мне посчастливилось попасть под все «радости» природы, которая не преминула очередной раз напомнить, кто действительно главный на этой планете, но я совсем не промок. Шел пешком без зонта, собрал все лужи на своем пути, и все что получил – намокшее пальто. Шляпа безупречно сухая, брюки безукоризненно чистые.

Прошагал по вагону, выбирая самый отдаленный от людей закуток, и расположился в самом конце. Буквально забился в угол. Пока все остальные стряхивали капли и грязь от своих одежд на пол, не переставая осыпать погоду ругательствами, я спокойно убрал черный чемодан, сложил пальто на коленях, сверху поставил сумку из черной кожи, и уставился в окно. Я уже тосковал за домом, за мелкими уютными барами, где вместо выпивки опьянял бодрый джаз. Я рассматривал пейзажи, пытался сфокусировать разум на голосах, на деревьях, домах, да на чем угодно лишь бы не уснуть.

В Мемфисе еще удавалось держаться, но стоило проехать Сент-Луис, как кошмарные грезы застигли меня в врасплох. Не помню, когда мне снилось хоть что-то кроме них, и снилось ли. Обыденные или идиотские сны, которые забываешь после пробуждения, или пресловутая темнота и не думали овладевать моим разумом.

Сорок человек, набившиеся в вагон, создали отдельный временный мир. Громкие мужские и женские голоса, смех, щелчки зажигалок и чирканье спичек, шуршания польт, фетровых шляп и газетных листов – звуки просачивались в сон и становились его частью, добавляя деталей и персонажей.

Я разделился на два мира.

Физически был в вагоне вместе со всеми, иногда ощущая порывы теплого ветра из приоткрытого окна или дым, забивавшийся в нос, а сознанием в то же время пребывал по «ту» сторону. Видел в окно вместо зеленых крон деревьев на чистом небе кромешную темноту. Кто знает какие ужасы скрываются в неизвестно скольких ярдах и футов этой густой, обволакивающей черноты, лишь выжидая момента.

Во сне пассажиров было больше и выглядели они, мягко сказать, не важно. Судя по их одеждам, я попал в общество середины девятнадцатого века. Одна дама громко смеялась, прикрывая рот веером, а содранные куски мяса на ее залитом кровью лице сотрясались, держась на тоненьких лоскутах кожи. Господин, сидящий во втором ряду по правую руку, читал газету, а его голова была ровно срезана по глаза. Мозг, точнее нижняя его половина, болтался взад-вперед, как желе в миске. Дверь в конце, аккурат рядом со мной, распахнулась, и сюда вбежало два детских тела. Головы были оторваны, из шеи фонтаном била алая кровь, окропляя потолок, стены и пассажиров.

Тело каждого было истерзано огнем. По всему вагону были разбросаны сломанные под всеми углами конечности.