Еше раз по поводу мокрого снега

Глава первая

Отхлебнув из чашки кофе, Ксения Петровна, как и вчера, вспомнила Достоевского – «мокрый снег без ветру и у всех прохожих бледно-зеленые, больные лица», – все, как Родя Раскольников любил. Федор Михайлович настойчиво напрашивался в компанию во время утреннего кофепития, потому что стоял ноябрь и за окном в утренннем белесом питерском мороке постепенно проступали очертания двора-колодца. Даже и не двора, а просто колодца, образованного четырьмя стенами домов. Взгляд упирался в окно напротив, всегда наглухо задернутое выцветшей занавеской. Голубь примостился на подоконнике, какое-то время посидел неподвижно, посмотрел гипнотически-хищным взором и вдруг взмыл, оставив на стекле серый, глинистый прощальный привет. Птицы мира, как водится, гадили исправно.

«Ну что ж, это Питер, детка, – сказала вслух Ксения Петровна, – не о том ли ты мечтала, дорогуша!».

В странной квартирке на 14 линии Васильевского острова с длинным коридором, кухней, размером со спичечный коробок, какой-то кособокой гостиной и маленькой спаленкой-кабинетом Ксения Петровна оказалась благодаря своей давней знакомой, риэлторше с филологическим анамнезом. Квартира пустовала, скучая в ожидании результата сложного многоступенчатого обмена, и хозяева согласились ее сдать за вполне умеренную цену – но не дольше, чем на три месяца. А больше Ксении и не надо, именно на три месяца и была рассчитана ее работа в Питере по гранту.

Повезло старушке, – не раз думала Ксения, – обычно в грантовые компании берут своих или молодых, амбициозных, крепкозубых, которым нужны «очки, голы, секунды», то есть международные конференции, престижные публикации, конвертируемые в современном вузе в презренный, но вожделенный металл, а тут, пригласили ее, преподавательницу из провинции уже пенсионного в общем-то возраста. Каким образом так звезды сошлись и карты легли, она и выяснять не хотела. Свезло, так свезло. И на старуху бывает везуха.

Оторвав взгляд от окна, где мокрый снег в безветренном замкнутом пространстве колодца скользил, как по натянутым нитям, из ниоткуда в никуда, Ксения вздохнула и начала собираться в библиотеку. Впрочем, какие теперь сборы – раньше на одну оторочку ресниц и полировку губ уходило полчаса, а сейчас – все в сумку покидать, да и в путь. Главное в сумку-то все покидать, не оставить дома кошелек или читательский билет или, не приведи господь, очки. Да, настают последние времена, матушка, последние: перед уходом надо себя охлопывать да ощупывать все ли при тебе и на тебе, и в себе ли ты сама-то, вообще говоря. «Ладно, не преувеличивай, мать, – постаралась приободриться Ксения. – Какие наши годы, еще и шестидесяти нет, молодость нашей старости, порох в пороховницах, бабка-ягодка опять и все такое». Шестидесяти на самом деле еще не было: до юбилея почти три месяца.

Проведя сеанс оптимистической подзарядки, Ксения довольно бодро спустилась с пятого этажа (дом был построен на заре прошлого века и лифтом не обзавелся) и направилась в Публичку, которую она так и не привыкла величать Российской национальной библиотекой. С 14 линии «Васьки» до Садовой, до «Катькиного садика», как говорили те же, кто называл Васильевский остров Васькой, идти было около часа, а то и больше, но Ксения любила ходить пешком и старалась каждый раз придумать новый маршрут. Перейдя через Малый проспект, она нырнула в анфиладу проходных дворов, которую разведала накануне и потому сегодня шла быстро и решительно, ощущая себя чуть ли не питерским старожилом, вспоминая студенческие годы, проведенные на филфаке ЛГУ, тогда еще имени людоеда А. А. Жданова. Пыталась припомнить, ходили ли они в молодости этими маршрутами? Тут вроде где-то на углу была забегаловка, бар что ли? Нет, какой, к черту, бар в советское-то время: кафешка или рюмочная. Или пельменная? Пытаясь избавиться от нахлынувших горлом воспоминаний о липких пластмассовых столах и слипшихся мучных пельмешках, Ксения Петровна прибавила шагу, споткнулась и неловко повалилась на правый бок. Она еще не успела, чертыхаясь, приземлиться на грязный мокрый снег, как слева свалился с крыши здоровенный кусок спрессованного снега. Несколько дней назад на город обрушился неожиданный для конца ноября снегопад, потом подморозило, а теперь потеплело, – все эти природные сюрпризы горожанам – как снег на голову – и в самом буквальном смысле. Ксении почему-то припомнились достославные матвиенковские сосули, и она рассмеялась. Со стороны, наверное, замечательное зрелище – валяется тетка на боку в грязной мокроснежной жиже и нервно смеется. «Сумасшедший дом на прогулку вывели», – вспомнилась цитата из фильма «Пять вечеров». Ксения была набита цитатами, как мешок деда Мороза подарками.