Марина

Автор

Страниц

15

Год

—

Книга "Марина Цветаева: голос из Елабуги" рассказывает о российской поэтессе Марине Цветаевой, которая, находясь в городе Елабуга в 1941 году, обращается к нам со своими мыслями и воспоминаниями. Возможная декорация для сцены - комната со специфическими предметами, такими как красный фонарь, деревянное кресло-качалка с куклой, стол и стул. На столе лежат карты Таро и на сундуке - веревка. Однако декорации могут быть и отсутствовать. Звучат два этюда Скрябина, а затем Марина начинает говорить.

Она рассказывает о своих воспоминаниях о детстве, о трехпрудном переулке и своих встречах в прошлом, на которые она должна была явиться, но не может вспомнить лицо своего собеседника. Она видит лишь белое пятно, как мешок, покрытый мукой. Она описывает призраков, живущих рядом с ними, и говорит о том, что прошлое окружает нас, а призраки реальнее, чем мы сами.

В дальнейшем Марина говорит о французской полиции и их нелепых вопросах о ядовитых шоколадных конфетах, о посещении пустой церкви, где на картине изображены черные деревья и раненый Пушкин, а на другой стороне - портрет умершей женщины, не матери Марины. В это время играет этюд на рояле.

Она рассказывает о взаимоотношениях в своей семье и о том, как ее отец не может забыть свою первую жену, а ее дети не могут простить его за свою мать. Марина признается, что ее мать играет на рояле в другой комнате.

Таким образом, книга представляет собой монолог Марины Цветаевой, в котором она рассказывает о своих мыслях и воспоминаниях, касающихся различных аспектов ее жизни.

Читать бесплатно онлайн Марина - Дон Нигро

Посвящается Татьяне Кот

В пьесе один персонаж, Марина Цветаева, российская поэтесса, сорока восьми лет, которая говорит с нами из Елабуги, российского города, 31 августа 1941 г.

Декорацией может быть комната с красным фонарем, синим деревянным креслом-качалкой, в котором сидит кукла, деревянным столом, деревянным стулом. На столе лежат потрепанные карты Таро, на старом сундуке – крепкая веревка. Но декорации может и не быть. Одна Марина в круге света на пустой сцене.

Музыка – два этюда Скрябина, Опус 8: номер 11 в си-бемоль минор и номер 12 в ре-диез минор.

(Темная сцена, звучит этюд Скрябина номер 12. Свет выхватывает из темноты МАРИНУ. Когда музыка смолкает, она начинает говорить).

МАРИНА. Трехпрудный переулок, ребенок, укравший абрикосы. Добро пожаловать в Пряничный домик, сказали они. Это не часовня нечаянной радости. Птицы склевали твои хлебные крошки. Обои висят лохмотьями. Гвоздь вбит в брус, к которому привязывают лошадей. И лежит кусок крепкой веревки. У меня встречи в прошлом, на которые я должна прийти.

Но в голове пустоты. Почему я не могу вспомнить твое лицо? Я вижу лишь белое пятно, будто присыпанный мукой мешок. Призраки в медленно падающем снегу. Те, кого жалеют. Те, кого целуют. Нет стены между живыми и мертвыми, между тем, что было, и тем, что есть. Прошлое вокруг нас, мертвые вокруг нас. Мы живем с призраками, призраки реальнее, чем мы.

И французская полиция продолжает задать мне нелепые вопросы, которые я не понимаю. Отравленные шоколадные конфеты? Я ничего не знаю об отравленных шоколадных конфетах.

Я вхожу в пустую церковь. Паства молчит. На картине черные деревья, будто палки. Пушкин ранен на дуэли. Ему помогают улечься в сани. Скоро он умрет. Ветер надувает шторы, словно они беременные. На противоположной стене портрет умершей женщины. Чьей-то матери. Не моей. Я – дитя второй жены. Она играет на рояле в другой комнате.

(Дальнейший текст сопровождает этюд номер 11 си-бемоль минор, Опус 8, Скрябина, который тихо исполняется на рояле).

Мой отец не может забыть свою первую жену. Ее дети не могут простить его за женитьбу на моей матери. Моя мать не может простить мужчину, который лишил ее невинности. То, что любовь делает с тобой, ужасно, говорила она. Лучше играй на рояле.

Потом кто-то хватает меня за плечо. Это моя умершая крестная. Берегись своей матери, говорит она. И я осознаю, что меня вот-вот сожрут.

Моя мать думала, что я ненавижу музыку. Но я ненавидела разучивать гаммы. Терпеть не могла, когда меня заставляли играть то, что следовало играть по желанию других людей – маленькие идиотские упражнения, придуманные нелепой посредственной личностью, идеально читающей музыку, но играющей, как труп. Как могло что-то хорошее родиться из столь механического и глупого? Я хотела чувствовать, когда играю, как чувствовала, слушая Чайковского или Скрябина.

И пытка эта продолжалась беспрестанно, потому что у ребенка нет будущего. Только всегдашнее настоящее. Пытаясь изнасиловать красоту, убивают любовь.

Моей сестре повезло больше: она играла ужасно. Всегда не те ноты, но, к счастью, не очень громко. Моя беда заключалась в том, что у меня получалось достаточно сносно, чтобы у матери теплилась надежда. Но за роялем, как и в жизни, я никак не могла следовать партитуре: всегда лучше играла по наитию.

Продолжить чтение

Вам может понравиться: