Дочь таксидермиста

Kate Mosse. THE TAXIDERMIST'S DAUGHTER

Copyright © Mosse Associates Ltd, 2016

All rights reserved

Перевод с английского Ольги Полей

Серийное оформление и оформление обложки Татьяны Гамзиной-Бахтий

© О. В. Полей, перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2025 Издательство Иностранка®

Как всегда, моим любимым Грегу, Марте и Феликсу, а также моим замечательным племянницам и племянникам Эмме, Энтони (он же Гизз), Ричарду, Джессике, Лотти, Брайони, Ти-Эйч, Тоби, И-Эйч и Закари

Аптекаря я вспомнил. Он живет

Поблизости. На днях его я видел…

…………………………….

В аптеке черепаха, крокодил

И чучела иных морских уродов.

У. Шекспир. Ромео и Джульетта (перевод Б. Пастернака)

«Теперь, – красотки был ответ, —

Святого Марка ночь,

И по преданью древних лет

Все сбудется точь-в-точь:

В полночный час из года в год,

Чуть колокол пробил,

Сонм обреченных душ бредет

Тропой среди могил.

Кому назначен смертный час

До будущей весны, —

Пройдут угрюмо мимо нас

Средь мертвой тишины».

Джеймс Монтгомери. Бдение святого Марка. 1813 г.

Пусть плоды вашего воображения растут из той земли, что у вас под ногами.

Вилла Катер (ок. 1912 г.)

Полночь.

На кладбище церкви Святых Петра и Марии, у самых болот, безмолвно собираются в кружок люди. Смотрят, ждут.

Ибо существует поверье, что в канун Святого Марка можно увидеть, как призраки тех, кому суждено умереть в наступающем году, входят в церковь в урочный час. Почти везде в Сассексе это поверье уже давно забыто, но не здесь. Здесь, где соленый лиман открывает путь к морю, здесь, в тени старой соляной мельницы и останков сгоревшей мельницы Фархилла, полусгнившие бревна которой обнажаются при каждом отливе, – здесь древние суеверия по-прежнему сильны.

Кожа, кровь, кости.

Над морем слышны крики кроншнепов и чаек – странные, навязчиво тревожные ночные голоса. Прилив подходит быстро, поднимается все выше и выше, затапливая илистые отмели, пока не остается ничего, кроме глубокой, неспокойной воды. Дождь барабанит по черным зонтам и матерчатым кепкам работников с ферм, молочников и кузнецов, стекает за воротники, просачиваясь между тканью и кожей. Никто не произносит ни слова. Огонь в фонарях мерцает и пляшет, отбрасывая искривленные тени вверх по кремневому фасаду церкви.

Здесь не место для живых.

Дочь таксидермиста стоит, притаившись в тени кипарисов. Она пришла сюда через болота следом за отцом. Конни видит, что Гиффорд стоит в толпе мужчин на крыльце, и ей это странно. Он ведь ни с кем дружбу не водит. Живут они уединенно, на другом берегу ручья, в доме, битком набитом мехом и перьями, стеклянными колпаками, черными глазками-бусинками, проволокой, ватой и паклей – тем, что осталось от некогда знаменитого таксидермического музея Гиффорда. Сломленного, беспутного человека, загубившего себя пьянством.

Но сегодня все иначе. Конни видит, что он знает этих мужчин, и они знают его. Между ними чувствуется какая-то связь.

Строчки, затверженные когда-то в классной комнате, сами собой всплывают у нее в голове. Мимолетный проблеск канувших дней. Конни изо всех сил пытается удержать это воспоминание, но оно, как всегда, испаряется на лету.