Орех

Глава I

Над проспектом Будённого, что в Восточном административном округе Москвы, висела августовская жара. Воздух на улице плавился, и, казалось, превращался в жидкий металл. Наступал вечер. Вернее, вечер в понимании сотрудников завода «Салют», для подавляющего большинства которых рабочий день завершался в 17:00. Так вот: аккурат в преддверии «гудка» Семён Ефимович Кац, собираясь домой, услышал от своих коллег по лаборатории странный вопрос: «Ты когда за пенсию будешь проставляться?» Вопрос этот звучал странно потому, что ни на какую пенсию Семён Ефимович не собирался, хотя и перешагнул пенсионный возраст полгода назад. Во-первых, со здоровьем у него полный порядок, во-вторых, он не представлял, чем будет сутки напролёт заниматься дома. А самое главное – он считал, что может принести ещё немало пользы родному «Салюту» хотя бы в передаче своего богатого опыта молодым, и в этом был абсолютно прав. Собственно, и свой последний день рождения Семён Ефимович не зажал, проставившись в лаборатории как положено. «Что им от меня нужно?» – с досадой подумал он, услышав этот дурацкий вопрос, да ещё из уст своего хорошего товарища Вовки Карпова. А ведь Кац уже свернул программу и собрался выключать компьютер. Вопрос о пенсии ввёл Семёна Ефимовича в замешательство. Он спешил, дома ждала жена, а ещё не совсем срочные, но дела в квартире, которыми он обещал заняться.

Сидя за столом в ожидании, чтобы погас монитор, Семён Ефимович раздумывал, что сказать в ответ Карпову. В лаборатории воцарилась тишина, и развязки ждал не только сам вопрошавший, но и остальные три человека. Осадить их всех, послав куда подальше? Тактично спросить, с чего возникла идея что-то отмечать? Заняться шутливой пикировкой, чтобы по ходу дела изнанка вопроса открылась сама по себе? Из-за монитора Кац наблюдал за Карповым, чей стол был напротив, надеясь увидеть в его глазах смешинку. Если бы он её увидел, всё можно было расценить как шутку юмора – а юморить у них любили – и ответить, что вы, ребята, совсем заработались и не помните событий шестимесячной давности, когда я проставлялся. А потом собрать сумку и отчалить домой. Но глаза Карпова были серьёзны. Не то чтобы чересчур серьёзны, а излучали обычный, ординарный взгляд, такой как в курилке или в столовой во время обеда. «Что-то здесь не то, надо разобраться», – мрачно подумал Кац. Его встречный вопрос вырвался автоматически.

– Что-то я не понял. Ты о чём?

Вовка переглянулся с коллегами.

– В кадры тебя вызывают, просили передать, чтобы ты в семнадцать ноль-нуль к ним зашёл.

Семён Ефимович почувствовал недоброе.

– А в честь чего? И почему через тебя передали?

Он знал, что по всем важным вопросам кадровичка Федосеева лично уведомляла приглашаемого, причём с утра, а не под конец рабочего дня.

– А я курить на улицу выходил и столкнулся с Галиной Викторовной. Знаешь её?

Кац кивнул. Конечно, Галину Викторовну он знал: зам Федосеевой по кадрам, недавно пришедшая на «Салют». Но они лишь кивали друг другу, если встречались, а вообще Кац с ней ещё никогда не беседовал – повода не было. То, что просила зайти именно она, а не Федосеева – хороший знак, потому что после Вовкиных слов про отдел кадров у Семёна Ефимовича сразу ёкнуло – его хотят уволить. А что? Легко: прислал им резюме какой-нибудь молодой и многообещающий… Или не резюме, а по чьей-нибудь протекции, что ещё хуже… И тогда – давай, Ефимыч, спасибо тебе за всё, получай расчёт и собирай манатки. Но раз зовёт Галина Викторовна – значит, ничего страшного, какая-нибудь мелочь.