«Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно, что не пользовался Либрес или Гутолаксом, и не жег позор, что мылся Шолдерсом, чтобы, умирая…»
Артист Конкин в роли Павки Корчагина и сам Николай Островский, с запавшими жгучими глазами, несли кошмарную чушь, от которой хотелось отмахнуться, освободиться. С трудом открыл глаза и понял, что находился в гипнотическом сне. На стене, в недавно купленной телевизионной панели, шёл фильм «Как закалялась сталь». Видимо, реклама и фильм смешались в моём сознании. Жена нервно тыкала пальцами в кнопки, пытаясь выключить телевизор.
– Ты, что сделал с пультом? Не надоела комсомольская пропаганда?!
– Заблокировал «Выкл», чтобы Ева посмотрела фильм…
В это время в комнату вошла внучка Ева.
– Не собираюсь я смотреть эту кинуху! В школе уже давно про Островского не вспоминают, у нас сейчас «Маленький принц» и Гермиона в моде.
Ну, да… Я представил себя, пишущим сочинение: «Образ капитана Бернардито в романе опального Штильмарка «Наследник из Калькутты».
– Дед хочет рассказать тебе, как в грязь и снег укладывали узкоколейку, – иронично заметила жена. – У нас и нынче асфальт сыплют в снег наследники героического социализма. Нашёл чем удивить.
Но Ева неожиданно обняла меня и чмокнула в нос.
– Дед, выдай синопсис, чтобы я имела представление, о чём вы шумите, – внучка посмотрела так, что отказать было невозможно.
Я не был готов к тесту на знание знаменитого советского произведения и, помявшись, стал бубнить, что книга Николая Островского выходила миллионными тиражами и была переведена на сотню языков…
Ева прервала меня, заявив, что я говорю длинно и скучно, а ей «в гимназуху» пора.
Удовлетворяя собственное любопытство, я полистал свои старые записки, энциклопедию и, чего греха таить, интернет с его противоречивыми «википедиями».
«Стрелка» с внучкой случилась через день. К моему удивлению, Ева наехала на меня, будто мы только что расстались.
– Дед, по слухам ты был хулиганистым школяром, не верю, что ты прочёл «Как закаляли сталь».
– Поначалу не хотел, потом вчитался, – ответил я и задумался.
Мне вспомнилось, как в 1962 году в горкоме комсомола города Салавата мне торжественно вручили комсомольский билет, с профилем Ленина на обложке, и до 1978 года я был активным комсомольцем. Руководил комсомольской организацией Крайводхоза, которая иногда занимала первые места в Карасунском районе Краснодара…
– Ты про роман расскажи, – внучка убрала звук включённого телевизора. – Что тебя в нём тряхнуло?
А ведь Ева права! Меня взаправду в детстве потрясла эта книга. Мне понравился Павка, разбитной парень из рабочей среды, который махры насыпал в тесто попу, потом освободил арестованного революционера Жухрая. Одним словом – хулиган, вроде меня. И никакой он не фанат-комсомолец, даже любовь у него была. И не одна, а две! Романтическая к Тоне Тумановой и революционная – к Рите Устинович. Когда я сказал об этом внучке, та вопросительно отметила:
– Так он ещё и бабник?
Я не ответил, только погладил её мягкие пушистые волосы и стал рассказывать, как город Киев уже замерзал, потому что не хватало дров. Тогда главным транспортом были подводы с лошадьми, много на них не увезёшь, да и кормить лошадей надо. Большевики решили строить железную дорогу, комсомольцы почин подхватили, и в нечеловеческих условиях несколько сот комсомольцев построили узкоколейку, несмотря на разгул контрреволюции и морозы. Только один человек, специалист из царской России, умел строить железные дороги. Ему было за пятьдесят, но он переносил лишения наряду с комсомольцами. Город получил дрова, жители не вымерзли.
