Муж Татьяны Владимировны (из сборника «Первый снег»). Перевод с сербского

Когда Татьяна Владимировна вновь проснулась тем утром, золотистые тени от лампы пропали со стены, а розовую зимнюю ночь сменило зимнее утро, серое как дым, который просочился сквозь окно. Сумрак быстро поредел, и уже можно разглядеть и часы, и цифры на них, она вздрогнула, когда увидела, что уже без четверти семь.

А Сережа, ее муж, так храпит на другой кровати, как будто только уснул.

Татьяна Владимировна слегка приподнялась на постели.

– Сережа!

Но он спит и ничего не слышит.

Чуть громче, тонким голосом, почти плача, она снова окликнула его:

– Сережа!

Сережа вздрагивает и бормочет: – А!

– Все спишь и спишь! Знаешь, который час? Без четверти семь.

– А! – Снова бормочет Сережа, вырванный из самого сладкого сна, но так кротко, спокойно, смиренно и по-доброму говорит: – Прости, милая, крепко уснул.

Да, ему нужно было поспать: вчера он весь день провел в канцелярии, потом сверхурочная работа, а вечером принес домой документы и долго писал всю ночь…

Татьяна Владимировна сердито подумала про себя, как же Сережа может так дрыхнуть, когда в доме столько дел, она сама моет посуду и ходит на рынок, ну что же он за мужчина, ведь мужья должны женам помогать. Сережа встает, ежится от холода, когда босые ноги касаются пола, и быстро одевается. Он нежно смотрит на жену.

– Замерзла? Сейчас укрою тебя.

Берет два своих одеяла, еще теплых, накидывает их на Татьяну Владимировну, укутывает ее со всех сторон и быстро выходит на кухню. Вскоре раздается чирканье спички, шуршание бумаги и треск огня, какое же чудесное зимнее утро. Татьяна, согревшись под теплыми одеялами, вытянула озябшие ноги и собралась еще подремать. На кухне трещит печка, звякают кружки, и в чайник льется вода, она уже предвкушала, как Сережа принесет горячий чай в постель. Она слегка улыбнулась, глядя на стену и радуясь приятным мыслям, ее красивые, по-детски наивные, большие голубые глаза, какие часто бывают у русских девушек, засияли от счастья.

Сережа сновал по кухне, как ловкая горничная, что-то мыл, чистил, готовил чай и приговаривал.

– Первым делом нужно сегодня купить чай, сахар, печенье…

Ох, сколько же всего нужно купить, когда он получит зарплату.

Тонкий голосок из комнаты добавил:

– А что сначала купишь, знаешь, Сережа?

И Сережа тихо пробасил:

– Знаю, Танюша, ботинки тебе.

– А чулки я уже достала.

Да, видел он эти чулочки, такие красивые, шелковистые, тонкие, которые она добыла у госпожи Йованович за метрику1.

С этой дамой Танюша часто встречалась и ходила к ней в гости.

Вновь ее глаза озарились невероятным счастьем, и она вслух произнесла, что же ее так развеселило.

– А ее брата видел, Сережа? Красивый, умный, галантный.

– Красивый, – повторяет Сережа. – Умный… Вот, и чай готов.

Он принес кружку с чаем. Танюша садится, взбивает подушку, откидывается назад, и продолжает рассказ, а глаза ее ярко сияют.

Говорила она о том красивом молодом человеке, брате госпожи Йованович, и смеялась, и Сережа смеялся вместе с ней…

Возвращались они домой прошлым вечером, и брат госпожи Йованович пошел их провожать. А тропинка-то ровно стекло. Поскользнется он, она его держит, поскользнется она, он ее подхватывает. И вдруг оба как упадут на лед! Еле-еле добрались до дома, держась за руки. Она все повторяла, какой же он вежливый, милый, услужливый, а Сережа радовался, что этот красивый молодой человек был так обходителен с его Танюшей.