Ненавижу и люблю

— А потом он сказал, что моя рубашка будет гораздо лучше смотреть на полу, а не на мне, и буквально сорвал её с меня! — раздалось приглушённое хихиканье, и второй голос ответил:

— Надеюсь, мне тоже когда-нибудь повезёт надеть не ту рубашку на работу.

Глубоко вздохнув, я вошла в кухню, старательно игнорируя брошенные в мою сторону взгляды. Жалость. Вот что я вижу последние годы в «Медкорт» — одном из ведущих фармацевтических холдингов страны, который возглавляю. А ещё слышу постоянные разговоры о связях моего мужа. Да, он спит со всем, что движется, кроме меня.

Коротко поздоровавшись, девушки поспешили из кухни, продолжив разговор, едва вышли в коридор. Пусть. Пусть обсуждают, мне не привыкать. Это даже перестало трогать. По крайней мере, внешне. Я поймала своё отражение в стекле дверцы шкафа напротив, и беззвучно вздохнула, машинально поправив несуществующую прядь волос, выбившуюся из идеально уложенной причёски.

Ледяная сука. Так «ласково» называл меня Рома, когда снисходил до разговоров. Что ж, хоть в чём-то я преуспела. Прятать эмоции под непроницаемым панцирем безразличия и спокойствия. Присмотрелась внимательнее, пытаясь найти хоть один изъян в безупречном дневном макияже. Нет, всё было превосходно. Светло-зелёные глаза слегка подведены, ресницы, густые и длинные, прокрашены превосходно. Светлые волосы лежат волосок к волоску. Одёрнув пиджак, я удовлетворённо кивнула себе и потянулась к кофеварке. Секретарь, умчавшаяся за документами на нижние этажи, лишила меня возможности пить кофе в своём кабинете и не слышать сплетен о муже.

В сегодняшнем дне не было ничего необычно, как, впрочем, и в сотне остальных, похожих один на другой. Мой кабинет, просторный, отделанный в стиле хай-тек с обилием хромированных и стеклянных поверхностей всегда был полон света — витражное окно во всю стену позволяло наблюдать за жизнью города, не вставая из-за стола. И в нём я почти всегда чувствовала себя невероятно одинокой…

Вернувшись к себе, я села в кресло и задумчиво постучала ногтями по столу. Сегодня должны были принести отчёты из лаборатории. Лазурин, наблюдавший за разработкой новой вакцины, обещал потрясающий прорыв. Работа захватывала, заставляла погружаться с головой, выгоняя все лишнее мысли. Которые возвращались, стоило вернуться домой. В нашу квартиру. Подарок на свадьбу. В ушах до сих пор звучал голос деда:

«Счастливое семейное гнёздышко». Да, в тот день мне тоже так казалось. Невольно покосившись на фото в рамке, я провела по нему пальцем.

Наверное, это единственная фотография, где мы искренне улыбаемся, стоя рядом. Рома обнимал меня одной рукой, а в другой держал бокал с шампанским. Его глаза, обычно походившие на ледяное озеро, кристально чистое и обжигающе холодное, искрились весельем. Густая каштановая чёлка падала на лоб, и, помню, я убирала её весь вечер, лаская кончиками пальцев острые скулы, игриво задевая уголок чувственно изогнутых губ. Тогда мы целовались. Много, часто, под всеобщие крики одобрения. И я казалась себе самой счастливой женщиной на свете.

А потом пришла правда. Горькая и чудовищная. Когда двери номера люкс в «Хилтоне» закрылись и мы, наконец, остались одни. Куда делась нежность, с которой он смотрел на меня все эти месяцы до свадьбы? Рванув бабочку, на которой сам так настаивал, обсуждая с моей мамой выбор наряда, он раздражённо скинул мои руки, пытавшиеся его обнять, и процедил: