Десять писем, которые я не отправил

Глава 1 – Коробка

Я всегда думал, что человек привыкает ко всему – к одиночеству, к тишине в хрущёвке, к звуку батарей, о которые по ночам бьётся воздух, к собственной усталости, которая въедается в кости, как плесень в старые стены. Но есть вещи, к которым не готовишься. Которые падают на тебя внезапно, как ледяная вода, и ты не знаешь, чем дышать.

В тот вечер Питер был особенно мокрым. Казалось, что дождь идёт не сверху, а отовсюду: из тротуаров, из стен домов, из меня самого. Я возвращался с бессмысленного фриланс-заказа – очередная CRM для людей, которым не нужен ни код, ни жизнь, ни мысль – лишь бы работало. Квартиру на Василеостровской я снимал уже три года, и за это время она стала похожа на меня: тихая, усталая и почти пустая.

Перед подъездом я задержался на минуту. Привычка. Подумать, вздохнуть, стереть с себя дневную муть. Но эта минута почему-то тянулась дольше обычного. Будто что-то вокруг уже знало, что моя жизнь сейчас хрустнет по швам.

Почтовый ящик стоял грязный, перекошенный. Обычно там – реклама, счета, иногда письмо от налоговой. Но сегодня внутри лежало что-то чужое. Коробка. Маленькая, когда-то белая, теперь серо-желтая от времени. Завязанная бечевкой. Без обратного адреса.

Я взял её в руку – и меня будто ударило. Какая-то холодная дрожь пробежала по спине. На коробке лежала записка. Маленький квадратик бумаги, аккуратный, будто вырезанный из школьной тетради.

«Тебе это нужно больше, чем мне.

Катя.»

Я перечитал имя три раза. Катя. Ничего мне оно не говорило. Ни лица, ни образа, ни тени в памяти. Но почему-то почувствовал – это не ошибка. Коробку оставили именно для меня.

Поднялся в квартиру, не разуваясь. Захлопнул дверь. Поставил коробку на кухонный стол. В комнате было холодно, как бывает в старых квартирах, где батареи живут своей жизнью, а хозяин – своей. Я включил настольную лампу – единственный теплый свет в этом месте.

Коробка открылась с сухим звуком. Внутри лежали письма.

Десять конвертов. Старых, пожелтевших, с загнутыми углами. И каждый – подписан знакомым почерком. Почерком, который я не видел пятнадцать лет. Почерком, который помнил лучше собственного.

Почерком моей матери.

Воздух в комнате стал тяжёлым. Словно стены придвинулись ближе. Каждый конверт был датирован:

2000, 2002, 2004, 2006…

Десять писем. Десять лет её жизни. Десять лет её слов, которые никто не прочитал.

Сердце забилось странно – будто глубоко, издалека. Я взял первое письмо. Дата: 12 января 2000 года. Четыре дня после моего четвертого дня рождения.

Внутри дрогнуло что-то древнее и забытое. Я неосознанно уселся прямо на пол. Коробка дрожала в руках.

Я боялся открыть письмо.

Боялся услышать голос, которого нет.

Боялся почувствовать то, что так долго в себе убивал.

Но я разорвал конверт.

И мама заговорила со мной.

Строки были простые. Обычные. О самых бытовых вещах: как я сказал слово «папа», как побежал к фотографии отца, которого не видел месяцами. Как она боялась, что он снова уедет в командировку на полгода. Как ей тяжело одной. Как она хочет, чтобы мы были семьей – настоящей, живой.

Я читал и чувствовал, как пальцы становятся ледяными. Как горло сжимается. Как глаза наполняются болью, которой я не позволял жить много лет.

Я не плакал с четырнадцати.

С того дня, когда её не стало.