Собрание сочинений в десяти томах. Том десятый. Адам – первый человек. Первая книга рассказов. Рассказы. Статьи - Вацлав Михальский

Собрание сочинений в десяти томах. Том десятый. Адам – первый человек. Первая книга рассказов. Рассказы. Статьи

Страниц

215

Год

2015

В десятом томе собрания сочинений выдающегося автора Вацлава Михальского представлены уникальные литературные произведения, только что вышедшие из печати и насыщенные оттенками закавказской палитры. Особое внимание в этом сборнике уделено кавказской повести под названием «Адам – первый человек», произведение, близкое автору, как отсылка к его праотцу Адаму Сигизмундовичу Михальскому. В ней заключены радость и горечь, которые пронизывают судьбу человека, связанных с великими историческими переменами и индивидуальными испытаниями.

Рядом с этой потрясающей повестью, в сборнике также представлена первая книга рассказов, охватывающих период с 1956 года по 1961 год. Эти произведения увидели свет в Дагестанском книжном издательстве в 1963 году и сразу завоевали сердца читателей своей искренностью и глубокой эмоциональной проникновенностью.

Но это еще не все. Обладатель этого тома сможет насладиться открытием неизвестного: отдельные рассказы и статьи, написанные Вацлавом Михальским в разные периоды его литературного творчества, собранные воедино в данном издании. Это дарит возможность окунуться в уникальный мир прозы великого автора и оценить его написанное на протяжении долгих лет, которое он считает необходимым собрать вместе в данном издании.

Особенностью этого издания являются также примечания, раскрывающие детали и контекст создания произведений, а также алфавитный указатель всех литературных шедевров, представленных в данном сборнике. Эти ресурсы позволят читателю погрузиться в глубины мысли и мастерства Вацлава Михальского, разгадывая и размышляя над его произведениями.

Этот десятый том собрания сочинений Вацлава Михальского открывает читателю уникальную возможность проникнуть в замысел автора, погрузиться в его мир красочных образов, глубоких мыслей и неизведанных историй, которые непременно оставят свой незабываемый след в сердцах и уме любителей прекрасной литературы.

Читать бесплатно онлайн Собрание сочинений в десяти томах. Том десятый. Адам – первый человек. Первая книга рассказов. Рассказы. Статьи - Вацлав Михальский

© Михальский В. В.

* * *

Адам – первый человек (кавказская повесть)

I

Когда примерно за 330 лет до Рождества Христова в походе на Индию двадцатишестилетний Александр Македонский во главе своих войск нацелился на взятие Дербента и проходил этим узким песчаным коридором между горами и Каспийским морем, наверное, было так же жарко и ветрено, как и в то последнее мирное лето перед Большой войной, когда меня, годовалого, купали в поддоне картера советского грузовика «ГАЗ-АА», известного в народе под именем «полуторка», потому что его грузоподъемность была полторы тонны.

А купали меня в том неистребимо пропахшем машинным маслом поддоне не шутки ради, а потому, что ни ванной, ни ванночки у моих бабушек не было, а поддон был, поскольку мой дед Адам работал в те времена главным механиком гаража. Строго говоря, и гаража как такового у нас тоже не было, а был длинный-длинный высокий навес на железных столбах, крашенных от дождя и ветра жидким битумом, и крытый камышовыми циновками, обмазанными глиной. Под навесом, именовавшимся гаражом, стояло десятка два бортовых полуторок с деревянными кабинами, выкрашенными, как и борта кузовов, в светло-зеленый цвет. В гараже остро пахло бензином, чуть мягче автолом и солидолом и совсем мягко промасленной ветошью. Наш навес-гараж был сооружен на отшибе большого лысого куска глинисто-песчаной земли посреди необозримых виноградников, которые отделяла от нас «канава», официально именуемая каналом Октябрьской революции.

Особенно прекрасна бывала моя малая Родина летом на рассвете. В ветвях раскидистого тутового дерева за нашим домом как бы нечаянно и спросонку начинали робко чирикать воробьи. На скотном дворе, просыпаясь, мукали коровы и в полной тишине звучно чесали шершавыми длинными языками свои тощие длинные шеи. Желтовато-серая, густая даже на вид, вода в нашей канаве текла медленно-медленно, как бы превозмогая сладкий предутренний сон. Канава была в ширину метров пять или семь, а по крутым откосам ее берегов стелилась колючая ежевика и стояли высокие ломкие кусты цикория, сплошь увешанные белыми виноградными улитками. Как я узнал лет через сорок, эти улитки считались во Франции изысканным лакомством, но от нашего двора до Франции было далеко, и улитки стояли нетронутыми.

Перед самым рассветом, когда все замирало, как бы переводя дыхание, и воздух становился как бы стеклянным, в ежевике вдруг возникало какое-то извилистое движение, и в канаву гулко шлепались одна за другой большие лягушки и сыпались маленькие лягушата, испуганные ужом или змеей-медянкой.

На нашей стороне канавы был огромный, вытоптанный ногами людей, копытами лошадей и коров, выкатанный автомобилями и гужевым транспортом двор с гаражом, винными погребами с их длинными невысокими округлыми земляными крышами, поросшими зеленым мхом и торчащими из них маленькими трубами отдушин; скотный двор с множеством саманных пристроек, двухэтажное здание конторы, над крыльцом которой развевался выцветший на солнце некогда красный, а теперь розовый флаг с серпом и молотом; и наконец, наш дом, который стоял на отшибе и от конторы, и от винных подвалов, и от гаража, и от скотного двора. Наверное, для нашего дома было изначально выбрано место с учетом здешней розы ветров. Выбрано так, чтобы запахи из гаража или со скотного двора уносились от нас даже слабым ветром, даже легчайшим его дуновением далеко-далеко.