Наука любви - Дмитрий Мережковский

Наука любви

Страниц

10

Год

У великого Мессера Фабрицио было неиссякаемое стремление к знаниям и истине. Его физическое телосложение могло показаться хрупким и слабым, но внешность этого непомерно занятого ученого выдавала его величие. Угловатое лицо было наполнено важностью и серьезностью, а его глубокий взгляд свидетельствовал о мудрости, проникающей в самые глубины мысли. Густые недовольные брови всегда нахмурены, словно отражая его стремление к совершенству. Его величественная и неторопливая походка была ему свойственна, и никто не смог бы лучше, чем он, носить свою багровую профессорскую пелерину, украшенную мехом зайца, и огромную шляпу, смастеренную в форме аппетитного пирога с вареньем, который добрые хозяйки готовят специально для детей в преддверии Иванового дня.

Мессер Фабрицио, помимо своих академических занятий, обладал также другими выдающимися способностями. Дар риторики позволял ему увлекать своих слушателей в мир новых идей и понимания, раскрывая перед ними глубины философии. Его проницательный ум исследователя позволял ему всегда находить новые подходы к решению сложных проблем, открывая великие перспективы для научных открытий. Чтобы сохранить свою энергию и не отвлекаться от своих мыслей, Мессер Фабрицио заботился о своем здоровье, занимаясь физическими упражнениями и следя за своим питанием.

Таким образом, Мессер Фабрицио был не только великим ученым, но и образцом стилей и достоинства. Его стремление к знаниям, его внутренняя сила и его непримиримость кодировались в его внешности, делая его более уникальным и неповторимым среди множества других. Этот прекрасный и, в то же время, сложный человек всегда привлекал к себе внимание и восхищение своим появлением.

Читать бесплатно онлайн Наука любви - Дмитрий Мережковский

Мессер Фабрицио, один из самых ученых профессоров Болонского университета, читал диалектику, в которой он обладал столь дивным искусством, что его называли «царем силлогизмов». Но не одна диалектика, а весь круг человеческих знаний, trivium u quadrivium,[1] был у мессера Фабрицио, как на ладони. И замечательнее всего, что ученый муж не только в предметах важных, но и по поводу самых ничтожных житейских мелочей обнаруживал бездну премудрости. Студенты рассказывали, что однажды, когда ему надо было поставить на письме адрес: в Падую, на Винную площадь, в аптеку Луны, – мессер Фабрицио по рассеянности написал: nella città Antenorea, in sul forodi Bacco, all' aromataria della Dea triforme, то есть в город Антенора, на форум Вакха, в ароматарию Богини Трехликой. Так много и прекрасно говорил он на языке Туллия,[2] что отчасти забыл язык своей матери, чем не сокрушался, ибо находил его ниже своего достоинства, и, будучи в дурном расположении духа, выражал мнение, что «Божественная комедия» Данте в нынешний век истинного цицероновского красноречия пригодна разве к тому, чтобы служить оберточной бумагой в колбасных лавках. Зато, когда мессер Фабрицио объяснял, как должно писать слово consumptum[3] – с р или без р, – перед очами изумленных слушателей открывался такой кладезь учености, что самые легкомысленные и невежественные люди чувствовали трепет благоговейного ужаса.

Мессер Фабрицио был мал, хил и слаб, так как тело его было истощено непрерывными и чрезмерными занятиями, но лицо имел важное и строгое, взор глубокомысленный, брови густые и нахмуренные, походку величественную и медленную, и никто не умел с бóльшим достоинством носить малиновую профессорскую пелерину, подбитую заячьим мехом, и громадную шляпу, похожую на тот вкусный пирог с вареньем, который хозяйки пекут детям накануне Иванова дня.

В это время в Болонском университете изучали – один каноническое, другой гражданское право – двое знатных и богатых молодых людей из Рима, принадлежавших к благородному дому Савелли, закадычные друзья и приятели. Одного звали Буччоло, другого Пьетро Паоло. И так как всем известно, что каноническое право по объему меньше гражданского, то Буччоло, изучавший церковное право, кончил свои занятия ранее, чем Пьетро Паоло. Сделавшись лиценциатом, решил он вернуться домой – и так сказал своему товарищу:

– Любезный Пьетро, я имею лиценциат и намерен возвратиться на родину.

Пьетро возразил:

– Прошу тебя, не покидай меня здесь, на чужбине, одного. Пережди эту зиму. К весне я кончу, и мы можем ехать вместе. А пока, чтобы не терять времени, выбери себе какую-нибудь науку по сердцу и займись.

Буччоло согласился, обещал подождать друга, пошел к твоему профессору, мессеру Фабрицио, и молвил так:

– Я решил обождать моего двоюродного брата и прошу вас, маэстро, тем временем преподать мне какую-нибудь еще другую прекрасную науку.

– Хорошо, – ответил маэстро, – выбери себе, какую пожелаешь, я охотно с тобою займусь.

Тогда Буччоло сказал:

– Маэстро, ежели будет на то согласие вашей милости, я желал бы изучить науку любви.

Мессер Фабрицио, услышав такую просьбу, нахмурил брови, собираясь так намылить голову дерзкому мальчишке, чтобы у него навсегда прошла охота шутить с профессорами; но, взглянув на Буччоло, он увидел столь нежное и розовое лицо, столь простодушный и доверчивый взор, такую скромную и почтительную улыбку, что латинское ругательство замерло на его губах, ему вспомнилось что-то старое, приятное и веселое, не относившееся ни к силлогизмам, ни к грамматике Присциана и Доната;