Адреса памяти - Алексей Мельников

Адреса памяти

Страниц

100

Год

2021

Уникальное по содержанию и исполнению произведение, это книга особого рода. В ее страницах автором умело размещены очерки и рассказы, которые переплетены в одну цельную композицию - память. Она остается с нами, никогда не покидает нас, оставаясь неотъемлемой частью нашей жизни и отмечая самые важные точки нашего существования.
Книга начинается с описания первых шагов автора по земле Германии, далекой и загадочной страны. Затем следуют воспоминания из детства, проведенного у балтийских берегов и в тихих селениях Тамбова. Читатель отправляется в школьные коридоры, которыми прошел великий Циолковский. Автор впервые встречается с первым человеком, ступившим на Луну, и это событие оставляет на его душе незабываемый след. Он вспоминает слезы, прошедшие на одной из лекций в МИСиСе в день смерти Брежнева.
Но рассказы не уделяют внимание только личным событиям автора. Он также погружает нас в жаркие будни у дымящих литейных печей, где рождаются неповторимые произведения искусства. Вместе с путешественниками, автор оказывается на дальних железнодорожных околотках, открывая для себя новые миры и находя вдохновение для своего творчества.
Особое место в книге занимает глава о журналистской кухне, где автор изучает тонкости публицистики у известных мастеров своего времени - Отто Лациса и Игоря Бабичева.
Но самой важной частью жизни автора являются его встречи с знаменитыми писателями. Он открывает для себя мир творчества Ивана Тургенева, Константина Паустовского, Николая Панченко, Ильи Сельвинского, Бориса Слуцкого, Владимира Кобликова, Сергея Сергеева-Ценского. Он близко знаком с их творческими адресами, которые иногда становятся его адресами собственными.
Эта книга - это ода жизни, памяти и творчества. Она погружает читателя в уникальный мир воспоминаний и встреч, заполняющий его душу отдельными красочными кусочками.

Читать бесплатно онлайн Адреса памяти - Алексей Мельников

К имени своему…


Мы приехали сюда полвека назад. На такси. Вчетвером. С Киевского вокзала. За 23 рубля. Деньги немалые. «Волга» была 21-я. Та, что с оленем на капоте. Багажник большой – это ее главный плюс. У нас была куча неподъемных чемоданов. Громоздких, с щелкающими замками и тугими стяжками на боках. С ними в электричку – никак. Дежурный скарб офицерской семьи. Мы тащили его с прежнего места службы отца – из промозглого и засаженного каштанами Калининграда.

Оба города начинались одинаково. А с четвертой буквы их грамматические траектории расходились. Хотя и первоначальное их слияние выглядело случайным. Города не походили друг на друга, как приемные дети на неродного отца. Просоленный всеми морскими ветрами, вырванный с корнем из истории и вновь воткнутый в нее бетонно-каменный Кенигсберг – Калининград. И – спрятавшаяся за сосновым бором, петляющей Окой и резными ставнями старокупеческая деревянная Калуга.

Улица была Революции 1905 года. Хотя никаких революций в городе отродясь не бывало. Разве что неудавшаяся – Ивана Болотникова. Впрочем, когда погибли космонавты, ее переименовали – в Добровольского. Она пересекалась с – Циолковского. А та – с Королева. Ну, а та – с Гагарина. Мещанский город рвался в космос. Точнее – его туда усиленно толкали. Посреди космических улиц была школа. В ней преподавал Константин Эдуардович. А позже – Любовь Васильевна. Я оказался в ее классе на четвертой парте в третьем ряду. Она научила меня читать и писать. Потом научила мою жену обучать тому же самому таких же, как я тогда, первоклашек.

Возможно… Да, нет – даже наверняка мы сидели в тех же классах, где крутил на уроках физики свою динамо-машину полуглухой Циолковский. Кто знает – может, за теми же самыми партами. Они были старые, покатые, с откидывающимися досками и приделанными скамейками. На верху столешниц красовались дырки для чернильниц. Вдоль ползли длинные углубления для гусиных перьев. Дедушка космонавтики мог бы присаживаться за такую и объяснять очередной недотепистой гимназистке (а в ту пору здесь учились только барышни) закон Кулона.

В школе была Ленинская комната. Хотя Ильич у нас не преподавал. А вот комнаты Циолковского почему-то не было. Наверное, туго было с помещениями – школа занималась в две смены. На втором этаже – светлый актовый зал, выходивший на Гагарина. Тесная учительская – окнами на Королева. Стрелковый тир – где-то в подземелье.  И особая достопримечательность –  развешанные по стенам большущей кладовой старые мятые трубы пожарного оркестра. Наверное, еще царских времен. Оркестр торжественно молчал и за всю историю школы, по-моему, не издал ни звука.

Рядом со школой останавливался троллейбус. Я любил на нем ездить. Да беда – некуда: родители снимали квартиру рядом. В третьей по счету пятиэтажке на весь район. Все остальное было деревянное и одноэтажное. Каменными были еще больница и обелиск нашего школьного учителя на его могиле. В парке, носящем его же имя. Там росли липы. Между ними мы гоняли в футбол и ловили майских жуков детскими сачками.

Низом текла Яченка. Она впадала в Оку и помнила на себе зачарованный взгляд Гоголя. Изредка Николай Васильевич столовался здесь, у Смирновой-Россет. Читал ей свои книжки. Кто это – мы не знали. В ту пору больше звучала фамилия Кандренкова – маленького человека в шляпе, помахивавшего этой шляпой с переносной трибуны в Первомайские праздники и на 7 ноября. Он просидел в Калуге гораздо дольше Александры Осиповны. За что удостоился мемориальной доски на здании бывшего обкома. Смирновой-Россет никакой доски не было.