Желтые шторы, морская свинка и конец света

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения издательства «КомпасГид».

* В тексте настоящей книги (на сс. 135, 226, 228, 248, 249) упоминаются социальные сети Facebook и Instagram, принадлежащие Meta Platforms Inc. (в 2022 г. в России признана экстремистской и внесена в перечень организаций, причастных к терроризму и экстремизму). Данное уведомление относится ко всем упоминаниям продуктов компании Meta Platforms Inc.

© Ольга Мареичева, текст, 2024

© ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2024

Я не помню, как отчим впервые появился в доме. Когда я говорила об этом маме, она удивлялась: «Ну как же! Я же вас еще в прихожей представила друг другу, он сразу попросил обращаться на ”ты” и по имени… Помнишь, тапочки ему еще не сразу нашли?»

Я не помнила ни тапочек, ни прихожей. Впервые я его увидела в гостиной. Он сидел в старом кресле, очень прямо, говорил тихо, благодарил за угощение и, похоже, был слегка растерян. А я украдкой разглядывала его лицо.

Многие потом говорили, что он красив, теперь я понимаю, что это действительно так. Волосы и брови у него были белые как снег, а кожа загорелая. Но я тогда была уверена, что настоящие красавцы должны быть бледными и черноволосыми.

В дверях показался кот. Вообще-то он терпеть не мог гостей, прятался, а покидал убежище не раньше чем через полчаса после того, как за чужаком запирали дверь. Но тут Бармалей вдруг вышел на середину комнаты, уставился на Эрика (я знала, что так его звали, хотя, клянусь всем, чем можно, никакого имени он не называл, ни в прихожей, ни позже), нерешительно подошел ближе, пошевелил усами – и вдруг мягко прыгнул отчиму на колени. Эрик осторожно погладил кота – тот совсем обрадовался.

Эрик почесывал кота, а сам смотрел на меня и улыбался. Я невольно улыбнулась в ответ и подумала, что белые волосы – это, в общем, красиво. Особенно когда глаза у человека голубые, а ресницы словно покрыты инеем.

Бармалей нежился. Так он вел себя разве что в котеночьи дни, когда я, тогда еще первоклассница, принесла домой комок серого пуха со сверкающими глазенками. За шесть лет комок превратился в здоровенного зверя, лезть на руки разлюбил, держался независимо и не столько ласкался, сколько милостиво позволял себя гладить. Сейчас он терся башкой о свитер Эрика, а его мурлыканье было слышно, наверное, из соседней комнаты. Это было прекрасно.

Вот только кота у нас никогда не было. Я сколько раз просила маму котенка завести, но она отмахивалась: сил нет, животному внимание нужно, а меня на тебя-то едва хватает.

Мама сказала, что Эрик отныне будет жить у нас. Он притащил из прихожей небольшую спортивную сумку – там, кстати, нашлись и домашние тапочки – совершенно непонятно, зачем понадобились гостевые. Вещей оказалось неожиданно много: наутро, например, мама готовила кофе не в старенькой джезве, а в крутой кофеварке. На вешалке появились две куртки, на полочке под ними – ботинки и кеды, в ванной – еще одно полотенце, не наше, и вторая зубная щетка в мамином стаканчике. Эрик уверенно жарил яичницу, не спрашивая, где сковородка, деревянная лопатка или прихватка для горячего, – он просто брал вещи не глядя, словно всю жизнь провел на этой кухне и сам расставлял все по местам. Мы с мамой гораздо чаще терялись и бормотали: «Куда подевалась синяя миска?» или «Я же точно помню, у нас оставалось еще молоко». С Эриком такого случиться не могло.