Пусть аисты вернутся!

«Снежана, ты приговариваешься к 7-ми годам расстрела с конфискацией движимого и недвижимого имущества».

– Снежана, открой свои прекрасные очи и воззрись на меня, пожалуйста.

Я открыла глаза и, подперев подбородок рукой, уставилась на фельдшера нашей больницы – Анастасию Ивановну.

– Ты либо в колонию загремишь, либо убьешься, – констатировала она, скептически рассматривая мою поцарапанную физиономию, смачно украшенную фиолетовым синяком.

– Мы поспорили, что я перелезу через забор карги, – начала я свою оправдательную речь.

– Кого?

– Ну, этой – Степанишны, которая нас всегда своей клюкой гоняет от яблонь.

– Конечно, это ведь ее хозяйство, – резонно заметила Анастасия Ивановна.

– А ей жалко? – оттопырив нижнюю губу, спросила я.

Анастасия Ивановна пожала плечами.

– Может, она их продавать пойдет.

– Ай, – я отмахнулась, – яблоком больше, яблоком меньше.

– Снежечка, – сочувственно произнесла наша спасительница Настя, и залила зеленкой мой локоть.

– Ого, уже 9-ть лет как она, – подтвердила. – Олег, зараза, меня не удержал, когда я через забор лезла.

– Это ты так упала, что «фингал» под глазом заработала? – она хмыкнула.

– Да нет, – терпеливо пояснила. – Это я поднялась, отряхнулась, и зацедила Олегу.

Ну, а он, логично, мне.

– Ты же девочка, – Анастасия, наверное, пыталась воззвать к моей совести. Но там, где была совесть, остались одни огрызки.

– Эээ нет, я слишком долго пыталась доказать, что я свой рубаха-парень в компании, чтобы теперь вы мне говорили, что я девочка.

– Голодная? – вдруг спросила она.

– Нет, яблок наелась, – я солгала.

– Тех, которых не удалось достать? – она прищурилась.

– Анастасия Ивановна, я же не побирушка какая-то, честное слово, – сказала обиженно.

– А я этого и не говорю, – она улыбнулась. – Просто знаю, что в гостях и суп вкуснее, и бутерброд, и даже яблоко.

Фельдшер достала из тумбочки стола яблоко и бутерброд и положила передо мной.

Я, по правде, была не просто голодна, а зверски, поэтому вцепилась в этот бутерброд, показавшийся мне самым вкусным на свете. Потом спохватилась:

– А вы что есть будете?

– Я уже перекусила, – ответила Анастасия Ивановна, заполняя мою карточку. – Снежана, приведешь свои синяки в порядок, уж постарайся, – серьезно сказала она, – и напомни дедушке, что пора в Киев на ежегодный осмотр.

– Лучше на ежегодный фестиваль какой-то поехать, – сказала я, скривившись.

Анастасия Ивановна вздохнула и протянула мне медкарточку.

Я грустно посмотрела на нашего врача и вдруг спросила:

– Настенька Ивановна, а сколько вам лет?

– Много, Снеж, столько не живут, – она снова улыбнулась, и я еще раз подумала, какие у нее потрясающие васильковые глаза.

«Надо будет ей васильков подарить. Столько раз прикрывала мою филейную часть от дедовой лозины».

– А все-таки?

– 22 почти.

– Ого, вы уже взрослая, – с уважением сказала я.

– Спасибо, хоть не старая, – она засмеялась.

Идя домой, я размышляла о том, что мне все-таки порой везло, и на пути встречались хорошие люди, которые видели во мне человека, а не «конченую дочь алкоголички и неведомо кого с крайне хулиганскими замашками и впечатляющим криминальным будущим».

Анастасия Ивановна работала у нас в селе всего ничего – пару месяцев, но все относились к ней уважительно. Правда, некоторые злобные, противные старухи ее терпеть не могли, «бо шо там молода може?» А «молода» могла не только детей и взрослых лечить, но и спасти маленького теленка от чумки. И даже помочь появиться на свет маленькому козленку бабы Марфы. Вот, кстати, с тех пор нашу Настю и зауважали.