Алексей Александрович Ерохин был человеком знаменитым. Такими же людьми с большой буквы были его отец, дед и прадед. То есть у них это было фамильное. Всю свою жизнь они, начиная еще с девятнадцатого века, посвящали науке, а именно математике. А их преданные супруги посвящали свою жизнь мужьям, занимая почетные вторые роли. Детей в сем научном роду никто не спрашивал, в какой профессии они видят себя в дальнейшем, чем хотят заниматься. В семье поклонялись только Ее Величеству Математике, и служить полагалось только математическим наукам. Например, Алексей Александрович не только являлся известным ученым, но еще и руководил кафедрой прикладной математики в одном из самых престижных вузов столицы, готовил будущие научные кадры.
Жена профессора Ерохина Клавдия Васильевна, что называется, держала дом. Целый день она крутилась по хозяйству с полной самоотдачей. Каждый день она готовила разнообразные блюда, ублажая любимого мужа. Трехкомнатная квартира блистала чистотой, и помещение находилось в идеальном порядке. Антиквариат, коего имелось предостаточно, старательно протирался от пыли, столовое серебро чистилось, а хрустальная люстра, особая гордость хозяйки, разбиралась и аккуратно мылась раз в три месяца, чтобы и дальше блестеть и привлекать восторженные взгляды гостей. Люстра эта была куплена хозяином квартиры в стародавние времена во время туристической поездки в Чехословакию.
Младший сын Ерохиных Витольд часто вспоминал картинку из своего детства. Он заходит в просторную кухню-столовую, где на большом круглом столе, стоящем по центру, домработница, молодая и веселая дивчина Вероника, моет в огромном тазу разобранную люстру – хрусталик за хрусталиком, подвесочку за подвесочкой. Пенный раствор блестит радужными пузырями, которые периодически отрываются от общей массы и красиво улетают в пространство, в раскрытое окно. А некоторые лопаются, и их брызги щекочут нос. Хрустальные детальки лежат везде – на полу, на полках кухонных шкафов, на подоконниках. Некоторые из них уже вымыты, другие еще нет, но все они переливаются, словно сказочные медузы, выловленные из фантастического моря. Солнечные лучи многократно отражаются в хрустальных подвесках и скачут солнечными зайчиками по стенам и потолку кухни, создавая ощущение еще большей нереальности происходящего. Столовая уже не была просто комнатой, где люди принимают пищу, превращалась в волшебную, радужную шкатулку. Витольд всегда появлялся в разгар захватывающего действия, садился на табуретку и мог наблюдать за ним часами.
Вероника улыбалась.
– Нравится?
– Очень!
– А вот твой брат никогда не восторгается. Наверное, ты очень тонко чувствуешь красоту.
– Это похоже на цирк, а я люблю цирк, – пояснял мальчик.
– Я тоже люблю цирк, – радовалась домработница.
Но жена академика прогоняла младшего сына тряпкой, прикрикивая:
– Хватит говорить всякую чушь! Слово «цирк» в нашем научном доме звучит как ругательство. Тебе, Витольд, пора бы уж заканчивать с созерцанием, самое время заняться математикой. А то я тебе устрою цирк! Бери пример со своего серьезного брата.
В семье Ерохиных росли два сына. Старший, Владислав, не доставлял родителям никаких проблем. Он был всегда собран и послушен, этакий отличник до мозга костей. Такой ребенок и должен расти в профессорской семье. Внешность у него тоже была соответствующая – худой, бледный, с длинными тонкими пальцами, нервным кончиком носа и в очках. Короче, «ботаник» по жизни, полностью ушедший в математику, как отец.
