Заклейменный

Холодно. Очень холодно. Так холодно, что хочется умереть. И она – кошмарная тетка, танцующая среди бескрайних льдов. Смеется, оскаливая острые зубы, тянет ко мне посиневшие руки… Женщина? Нет, демоница… Это я уже понял.

«Да, ты уже понял… Поймешь и остальное. Скоро. Дашь мне тепло. Раб… Плохой. Сопротивляешься. Я сильнее. Исполнишь мою волю… Я хочу!».

– Сдохни, тварь завратная! – закричал я, стряхивая остатки видения.

– Господин Натаналь! – сьё Киттус навис надо мной. – Что вы себе позволяете, сударь! Неужели мои лекции настолько скучны, что вы постоянно засыпаете?

– Нет, сьё, – ответил я мрачно, – я слушаю вас очень внимательно. Вы рассказывали о войне с Орынским ханством и остановились на решающей битве при Корранте.

Да, битва при Корранте… Именно об этом говорил учитель до того, как я уснул. И не потому, что скучно – просто спать ночью вообще возможности не было. Слишком страшно. Проснешься от собственных криков, а кругом темнота, и никого рядом – совсем никого.

– И какое же значение имело это сражение в общем ходе войны?

– Да никакого, – ответил я устало. – Все решилось в Порт-Геродоне, когда мой дед встретился с Орынским министром Й’Орро. Войну нужно заканчивать, она перестала быть выгодной. А представители рыцарских сословий этого понимать не желали. Вот и стала нужна Коррантская бойня – и от упрямых вояк избавиться, и повод для окончания войны сделать понятным для всех. Пусть простаки думают, что Геффский мир заключили потому, что потери обеих сторон слишком велики, а не потому, что это – часть сделки.

– Господин Натаналь! – в голосе учителя послышался чуть ли не ужас. Как всегда, когда я начинаю говорить что-то, расходящееся с официально одобренной ложью. – Для мальчика, которому только-только должно исполниться двенадцать, ваши рассуждения слишком циничны.

Я болезненно усмехнулся. Мальчик?! Сколько времени в моей жизни мне было позволено быть ребенком? Те два с половиной года, которые я сам себе выкроил?

– Мальчики на улице в мяч играют, – ответил я резко. – А для представителя клана Натаналей детство – непозволительная роскошь.

Учитель смутился. Словно виноватым себя почувствовал. Зря. На него я зла не держу. Наоборот – его уроки мне в радость. Другие учителя точно следуют приказу моего отца, слова лишнего мне не скажут. А Киттус хороший, порой смотрит на меня с сочувствием… В нем есть тепло… Но только от этого мне еще хуже.

Вот и сейчас… Так хочется поговорить с ним – не как с учителем, а как с человеком – поговорить, рассказать обо всех страхах и горестях… О бесконечном холоде, об одиночестве, о предательстве, которое я совершил. О кошмарах, которые ночью спать не дают. Я так хочу довериться, кому угодно… Любому, в ком есть хоть капелька тепла… Но…

«Доверять можно только тому, кого контролируешь. Подозрительность – лучший путь к пониманию», «Суть отношений – взаимовыгода. Если кто-то добр к тебе, подумай, во сколько тебе это обойдется», «Любовь и дружба – это всего лишь разница между ожидаемой прибылью и вложенными средствами. Ничего более». Эти фразы я с раннего детства слышал с утра до вечера. И даже оказавшись на свободе, не мог их из головы выбросить. А теперь, после того как я принес отцу Клятву Повиновения, я обязан воспринимать все, сказанное им, как приказ. Не доверяй. Не чувствуй. Не вспоминай. Не думай… И невозможно этому сопротивляться! Закроешь глаза – слышишь истеричные вопли демоницы. Откроешь – спокойный до рвоты голос отца. Ненавижу! Лучше умереть, чем жить так. Но я и этого не могу!