Обман - Николай Лесков

Обман

Страниц

25

Год

Во время Рождества мы отправились в путешествие на юг. Сидя в поезде, мы начали обсуждать основные вопросы современности, которые не только предоставляют множество тем для разговоров, но и требуют немедленного решения. Обсуждались проблемы слабости русских характеров, нехватка решительности в некоторых структурах власти, влияние классицизма и наша точка зрения на евреев. Мы придавали особое значение укреплению власти и приводу к осуществлению расходов на евреев, если их нельзя изменить и поднять по меньшей мере до нашего уровня морали...

Вспоминая наше приключение, стоит добавить, что путешествие южнее не только позволило нам обсудить современные проблемы, но и вдохновило нас на поиск новых решений. В вагоне перед нами развернулся уникальный диалог, в котором мы делились своими мнениями и внимательно слушали друг друга. Вслед за светом Рождества, который проникал в окно вагона, мы старались найти свою собственную истину и понять, как укрепить нашу страну и повысить нашу моральную сторону. Особое внимание уделялось не только проблемам власти и национальных отношений, но и вопросам внутреннего самосовершенствования. Мы задумывались о том, что можно сделать лично каждому из нас, чтобы стать лучше и внести свой вклад в развитие общества.

В итоге, наше путешествие на юг стало не только приятным отдыхом во время празднования Рождества, но и вдохновением для внесения изменений в наши жизни и нашу страну. Уверены, что каждый из нас, находясь в вагоне поезда и размышляя о наших современных проблемах, нашел собственный путь к улучшениям. Завершая наше путешествие, мы осознали, что нельзя просто говорить о проблемах, надо действовать и делать все возможное, чтобы поднять нашу страну и нашу мораль в новую высоту.

Читать бесплатно онлайн Обман - Николай Лесков

Глава первая

Под самое Рождество мы ехали на юг и, сидя в вагоне, рассуждали о тех современных вопросах, которые дают много материала для разговора и в то же время требуют скорого решения. Говорили о слабости русских характеров, о недостатке твердости в некоторых органах власти, о классицизме и о евреях. Более всего прилагали забот к тому, чтобы усилить власть и вывести в расход евреев, если невозможно их исправить и довести, по крайней мере, хотя до известной высоты нашего собственного нравственного уровня. Дело, однако, выходило не радостно: никто из нас не видел никаких средств распорядиться властию, или достигнуть того, чтобы все, рожденные в еврействе, опять вошли в утробы и снова родились совсем с иными натурами.

– А в самой вещи, – как это сделать?

– Да никак не сделаешь.

И мы безотрадно поникли головами.

Компания у нас была хорошая, – люди скромные и несомненно основательные.

Самым замечательным лицом в числе пассажиров, по всей справедливости, надо было считать одного отставного военного. Это был старик атлетического сложения. Чин его был неизвестен, потому что из всей боевой амуниции у него уцелела одна фуражка, а все прочее было заменено вещами статского издания. Старик был беловолос, как Нестор, и крепок мышцами, как Сампсон, которого еще не остригла Далила. В крупных чертах его смуглого лица преобладало твердое и определительное выражение и решимость. Без всякого сомнения это был характер положительный и притом – убежденный практик. Такие люди не вздор в наше время, да и ни в какое иное время они не бывают вздором.

Старец все делал умно, отчетливо и с соображением; он вошел в вагон раньше всех других и потому выбрал себе наилучшее место, к которому искусно присоединил еще два соседние места и твердо удержал их за собою посредством мaстерской, очевидно заранее обдуманной, раскладки своих дорожных вещей. Он имел при себе целые три подушки очень больших размеров. Эти подушки сами по себе уже составляли добрый багаж на одно лицо, но они были так хорошо гарнированы, как будто каждая из них принадлежала отдельному пассажиру: одна из подушек была в синем кубовом ситце с желтыми незабудками, – такие чаще всего бывают у путников из сельского духовенства; другая – в красном кумаче, что в большом употреблении по купечеству, а третья – в толстом полосатом тике – это уже настоящая штабс-капитанская. Пассажир, очевидно, не искал ансамбля, а искал чего-то более существенного, – именно приспособительности к другим гораздо более серьезным и существенным целям.

Три разношерстные подушки могли кого угодно ввести в обман, что занятые ими места принадлежат трем разным лицам, а предусмотрительному путешественнику этого только и требовалось.

Кроме того, мастерски заделанные подушки имели не совсем одно то простое название, какое можно было придать им по первому на них взгляду. Подушка в полосатом была собственно чемодан и погребец и на этом основании она пользовалась преимущественным перед другими вниманием своего владельца. Он поместил ее vis-а-vis перед собою, и как только поезд отвалил от амбаркадера – тотчас же облегчил и поослабил ее, расстегнув для того у ее наволочки белые костяные пуговицы. Из пространного отверстия, которое теперь образовалось, он начал вынимать разнокалиберные, чисто и ловко завернутые сверточки, в которых оказались сыр, икра, колбаса, сайки, антоновские яблоки и ржевская пастила. Всего веселее выглянула на свет хрустальная фляжка, в которой находилась удивительно приятного фиолетового цвета жидкость с известною старинною надписью: «Ея же и монаси приемлят». Густой аметистовый цвет жидкости был превосходный, и вкус, вероятно, соответствовал чистоте и приятности цвета. Знатоки дела уверяют, будто это никогда одно с другим не расходится.