Все жанры Все авторы
Неразменный рубль: Повести и рассказы - Николай Лесков

Неразменный рубль: Повести и рассказы

Страниц

325

Год

2016

В уникальной книге, наполненной яркими повестями и захватывающими рассказами, собраны произведения талантливого русского литератора Николая Семеновича Лескова (1831–1895). Этот неподражаемый автор, известен своими мастерскими историями, которые поражают своей живописностью и острым смыслом.

Вот лишь некоторые из удивительных произведений, собранных в этой книге: неудержимо смешная повесть "Овцебык", погружающая нас в курьезное приключение особой женской силы в рассказе "Воительница", волнующая история о странной связи между обычным котом и неординарной женщиной в "Котин доилец и Платонида", захватывающий рассказ о таинственных артефактах в "Печерские антики", непредсказуемый и драматичный рассказ "Зверь", впечатляющий рассказ о судьбоносной монете в "Неразменный рубль", застенчивая история о художнике, чье творчество ослепляет массы в "Тупейный художник", изысканно жуткий рассказ "Пугало" и наконец, незабываемый рассказ "Дурачок".

Каждое из этих произведений проникнуто уникальным стилем Лескова, который привлекает читателя неуклонно, как магнит. Великий писатель способен создать неповторимые образы и запечатлеть самые глубокие человеческие страсти и эмоции в своих историях.

Читать бесплатно онлайн Неразменный рубль: Повести и рассказы - Николай Лесков

Допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви

ИС Р16-611-0447



© Сретенский монастырь, 2016

Иван Лукаш

Лесков

Россия во Христа крестится,

но во Христа еще не облеклась.

Николай Лесков.
На краю света

…Мир Лескова померк ли, запылился ли так же, как «небо в алмазах» Чехова и многое другое, что было и после Чехова? Нет, мир Лескова горит ярко, зловещими и ослепительными огнями.

Нелюбимый, затравленный, жалящий, невыносимо одинокий Лесков острым углом врезается в свою эпоху, уже сошедшую в туманность, и теперь кажется, что именно Лесков был единственно отлитой формой, утверждением и очерченной до конца фигурой той эпохи, когда все в России теряло формы, смешивало очертания, исходило отрицательством и опростительством, сдвигаясь в хаос чувств и дел, чтобы померкнуть на наших глазах Россией-сумбуром.

Как будто один Лесков противостоит надвигающейся мгле, он всегда в борении, и он всегда кажется напряженным, подобравшим все жилы и мускулы или для прыжка, или чтобы подставить грудь удару. И его глаза, остро-прищуренные, зеленоватые, и жесткая бородка, и еж, и сухое, измученное и мучающее лицо – во всем «строжкость» и во всем следы невыносимого борения. Своеобразный, необычайный, отдельный во всем, замкнутый в себе – некий особый мир, только касающийся нашего общего мира, – такие определения Лескова напрашиваются прежде всего.

Его мир резко отличен от окружающей эпохи, он писатель не своего времени, и уже отсюда его беспощадная распря с современным ему «обществом».

«Левые» отбросили его от литературы, травили с восторгом, и Писарев отдавал приказы, чтобы «ни один журнал не осмеливался печатать на своих страницах что-нибудь, вышедшее из-под пера» Лескова. «Левые» объявили его мракобесом. А «правые», а мракобесы, и среди них такой, как Победоносцев, объявили Лескова «потаенно- и хитро-ласковым нигилистом». Все враги. Один.

Не только «правые» и «левые», а все крайности человеческой натуры сходились в Лескове. Он, несомненно, одержимый, а как трудно в одержимости, и особенно русской, отличить святость от бесовщины. В Лескове было и то, и другое.

В его «Воительнице» с презрительной ненавистью начертана образина русской бабищи, приятной, чернобровой дебелухи, молитвенницы и вместе сводницы. Та же бабища, уездная леди Макбет, купчиха Катерина Львовна, с любовником Сережкой душит отрока Федю именно тогда – вот именно тогда! – когда отрок читает житие ангела своего Феодора Студита. «Зверь» с доезжачим Храпошкой, «Тупейный художник», или «образочки», вставленные в глазные впадины Платониды, или холодная насмешка над всей мертвой церковностью в «Фигуре» – все это терзающая Виева Россия, которую увидел Лесков.

Ее внешнему параду он не верит, он издевается над всеми ее «Функендорфами и Кисельвроде», «мечтающими о том, как бы выпороть всю Россию и учредить Парижскую губернию». Лесков выражает презрение к людям этой России, «бесстыдным людям», по его определению, «мы, как кошки, куда нас ни брось, везде мордой в грязь не ударим, прямо на лапки станем, где что уместно, так себя там и покажем: умирать – так умирать, а красть – так красть». Такой России «остается только погибнуть… Мы – Рассея».

Рассея, от слова рассеяться, вот чем была для Лескова Россия. Подавляющим кошмаром, которому только исчезнуть, сгинуть – рассеяться.

Вам может понравиться: