Все жанры Все авторы
Очерки Крита - Константин Леонтьев

Очерки Крита

Страниц

15

Год

—

На дворе февраль, а вместе с ним наступает замечательный праздник - масленица. Земля уже начинает просыпаться от долгой зимней спячки, фиалки распускают свои яркие цветы, а рощи седых маслин окружают деревню своей мирной и густой зеленью. С террасы дома невесты открывается потрясающий вид на город, море и множество проходящих кораблей.

Мы собрались на террасе в этом прекрасном доме, и уже с утра в нем раздаются звуки музыки, которая не утихает ни на минуту. Греческие танцы, с их плавными движениями и живым ритмом, отличаются от наших хороводов и болгарских танцев. Пары танцоров, словно змеи, хороводят по залу, создавая красивые узоры и элегантные движения.

Во время апокорониотика, суетного и динамичного танца, каждый человек чувствует себя свободным, как будто разорвался цепь. Обычно мужчина ведет свою партнершу за руку или держит ее за платок. Весь зал смотрит на двух передних танцоров, которые главные в этом празднике, а остальные под музыку двигаются в такт за ними, создавая великолепное зрелище.

Таким образом, греческие танцы воплощают в себе красоту и эмоции, позволяя каждому человеку почувствовать себя частью этого волнующего и зажигательного праздника. Они позволяют нам ощутить радость и свободу, которые приносит масленица.

Читать бесплатно онлайн Очерки Крита - Константин Леонтьев

Предисловие

Повести, собранные в эти две книжки, все из новогреческой жизни, юго-славяне являются в них разве мимоходом. Это, с одной стороны, совершенная случайность; хотя нельзя вместе с тем не заметить, что греческая жизнь больше юго-славянской бросается в глаза: она разнообразнее, полнее, цветистее, так сказать.

Несмотря на эту разницу в степени выразительности, если только предположить, что мне удалось изобразить более или менее верно картины греческой жизни нашего времени, то в общих чертах – эти рассказы могут дать приблизительное понятие и о быте славян в Турции

Политические интересы могут быть в антагонизме у греков и болгар, у болгар и сербов в иных отношениях; государственно-национальные стремления и чувства могут привести все эти нации к самым разнородным политическим результатам, но общая физиономия быта, картины домашней жизни почти одни и те же у всех христиан Европейской Турции (за исключением молдо-валахов), привычки, личные вкусы, идеалы религиозные, эстетические, нравственные и т. д. имеют в себе нечто однородное, которое подходит под одно название жизнь христиан в Турции. Тому, кто не только видел, но и дал себе труд понять греков и юго-славян, тому стоит лишь картину их жизни противопоставить быту чисто мусульманскому, напр<имер>, французскому или даже русскому быту, чтобы согласиться со мной. Если только русский человек в силах отделить мысленно идею политическую от бытового зрелища, представляющегося ему по приезде его в Турцию, то он должен согласиться с тем, что отношения между греками и юго-славянами напоминают с этой двойной точки зрения отношения поляков к великороссам, англичан к северо-американцам; т. е.: согласия политического мало, – сходства бытового довольно много; особенно при противопоставлении этих наций другим нациям, более отдаленным от них по историческому воспитанию или по племенному гению. Прусский дворянин прежнего времени мог быть во многом политически очень согласен с русским дворянином; и оба они – и пруссак и русский – были политически же ни в чем почти не согласны с дворянином польским; но по физиономии бытовой, по чертам лично-психическим поляк с русским ближе и сходнее, чем с прусским немцем. В романах Купера, Бичер-Стоу и даже в каких-нибудь очерках Брет-Гарта видно то же самое отношение к жизни, тот же самый англосаксонский гений, который виден у Вальтер Скотта и Диккенса, с небольшими местными оттенками. А политический антагонизм Англии и Соединенных Штатов так известен, что об нем не идет много и говорить.

Это одно, а второе – вот что.

Надобно для ясности понимания христианского Востока проводить мысленно резкую черту между эпической, простонародной половиной всего греко-славянского мiра и между той его половиной, которую вернее всего назвать буржуазной (ибо выражение интеллигенция, противопоставленное выражению эпическая часть нации, было бы в этом случае для народа уже слишком обидно). Вообще можно сказать без долгих объяснений, что простой народ на Востоке лучше нашего; он трезвее, опрятнее, наивнее, нравственнее в семейной жизни, живописнее нашего.

Общество же высшее, руководящее, обученное, надевшее вместо великолепных восточных одежд плохо скроенный, дешевый европейский сюртук прогресса – хуже нашего русского общества; оно ниже, грубее, однообразнее, скучнее.

Вам может понравиться: