Эмоциональный контур

Дверь за Кешей Стоуновым захлопнулась с усталым вздохом, будто сам старый многоквартирник провожал его на каторгу. Воздух на улице был густым и теплым, пропитанным вчерашним дождем и сегодняшней пылью – обычный коктейль мегаполиса перед тем, как дневная жара высушит лужи и поднимет с асфальта новую порцию городской грязи. Кеша поежился, хотя холодно не было. Просто сама мысль о предстоящих трех сутках в «рубке», его персональном аквариуме с мониторами, вызывала внутренний озноб. Работа не пыльная, даже слишком легкая для его мозгов, заточенная под сети и протоколы, как ключ под замок. Но именно эта легкость и бесила. Как и необходимость вообще что-то делать.

Он прошел мимо обшарпанной стены дома, украшенной слоями полусмытых граффити и свежим, наглым росчерком какого-то юного вандала с баллончиком. У бордюра его ждал фотомобиль. Глупое название, прилипшее лет тридцать назад, когда корпорация «ФотонТранзит» запускала свои первые автономные такси. Реклама трубила: «Быстро, как вспышка фотокамеры!» Смешно, учитывая, что нынешние модели по скорости не сильно превосходили допотопные бензиновые рыдваны, но название прижилось, стало синонимом любого городского электрокара под эгидой монополиста. Теперь все эти безликие, обтекаемые капсулы на колесах назывались фотомобилями. Кеша провел картой доступа по гладкому боку машины, дверь беззвучно отъехала в сторону, открывая стерильный салон.

Фотомобиль тронулся плавно, вливаясь в утренний поток. Город разворачивался за окном во всей своей противоречивой красе. Вот взметнулся в небо зеркальный шпиль нового бизнес-центра, ловящий солнце и слепящий отражениями. Его подножие утопало в тени старых доходных домов с потрескавшейся лепниной, где на ржавых балконах сушилось белье, а в подворотнях копился мусор, который городские службы не успевали или не хотели вывозить. Улица вильнула, и сверкающий фасад сменился глухой кирпичной стеной какого-то заброшенного завода, окна которого были заложены или зияли черными дырами. По стене, словно вены, ползли пучки старых кабелей, давно обесточенных, но не демонтированных – памятники ушедшей эпохе связи, соседствующие с тонкими, почти невидимыми нитями оптоволокна, бегущими к ближайшему узлу передачи данных.

Мимо проплыл сквер – островок тщательно подстриженной зелени с умными скамейками, предлагающими подзарядку и вай-фай, но воздух здесь все равно был тяжелым от выхлопов проспекта неподалеку. А вот и сам проспект: рев двигателей (не все еще пересели на тихие электрокары), сияющие витрины бутиков, отражающие спешащую толпу и тут же, за углом, – узкий переулок, мощеный брусчаткой, где пахло сыростью и кошками, а из открытого окна подвальной мастерской доносился стук молотка. Старые медные водосточные трубы, покрытые зеленой патиной, выглядели почти благородно на фоне облупившейся штукатурки.

Кеша смотрел на все это без особого интереса. Он родился и вырос в этом городе, его контрасты были привычны, как воздух. Его взгляд цеплялся за другое: за новую камеру наблюдения на столбе, явно установленную криво; за открытый люк телефонного коллектора, из которого валил пар (прорыв теплотрассы или просто сырость после дождя?); за мерцающий рекламный щит, который выдавал странные артефакты изображения – битые пиксели складывались в нечитаемые символы. Обычные городские глюки, ничего особенного. Работа для других отделов. Его дело – следить за цифровыми потоками, за тем невидимым океаном информации, что пронизывал весь этот бетон, стекло и металл.