Сон в летнюю ночь

«Будь собой, прочие роли уже заняты».

Оскар Уайльд.

Шумный горный ветер, со свистом промчавшись сквозь улицы и парки, проспекты и площади, вдруг нечаянно залетел в заброшенный городской дворик. Здесь он на время умолк, зажатый со всех сторон жёлтыми пятнами домов, и растерянно огляделся. Однако, ненадолго. Заметив одинокую урючину, растущую в центре двора, он бойко подскочил к ней и начал что-то нашёптывать её вертлявым листочкам. Видавшая виды урючина его не перебивала, а только время от времени чуть удивлённо всплёскивала ветвями. Зато старой качеле ветреный гость почему-то не понравился. Вначале она подозрительно прислушивалась к его байкам, а потом принялась и сама ворчливо скрипеть никому не нужную поучительную правду.

Близился вечер, но всё ещё чудовищно припекало. Разбитый тротуар вобрал в себя весь дневной жар и теперь возбуждённо топорщился перед подъездами. Люди попрятались по домам. В воздухе витал стойкий дух пыли, кошачьей мочи и мусорных баков. Из открытых форточек выплывали запахи готовящейся еды, и всё это пахучее варево, жаренье и тушенье с пряностями дразнило обоняние и причудливо перемешивалось с неистребимым духом помоек. Плавясь в мареве всех этих ароматов, солнце приготовилось к закату…

– А-а-а! – вдруг раздался отчаянный возглас, чуть приглушённый громким шорохом полиэтилена.

Посреди тротуара сидела женщина с неестественно вывернутой ногой. Вид вздувающейся и синеющей лодыжки был непривлекателен. Рядом в коварной рытвине тротуара валялся пакет с частично вывалившимися продуктами. Женщина хмуро оглядела пострадавшую конечность, затем поозиралась по сторонам. Вокруг никого не было. Тогда она раздражённо обратилась к собственному пакету:

– Интересно, кто-нибудь вообще собирается ремонтировать здесь дороги?

Пакет ничего не ответил. Он был занят тем, что изо всех сил удерживал внутри себя остатки съестных припасов.

Женщина вздохнула, кое-как собрала провизию, оставив на тротуаре оторвавшиеся полиэтиленовые ручки, и осторожно поднялась, зажав пакет подмышкой. Наступать на ногу было больно. Проковыляв несколько шагов, она заметила старенькую качельку, любезно предложенную ей двориком, и мрачно втиснулась на небольшое сиденьице.

Безлюдный двор продолжал равнодушно жить своей жизнью. В небе летали птицы и насекомые. Прямо под ногами, на кучке сухих листьев, прилипли две улитки. Никто, в сущности, никому не был нужен.

Женщина, надув губы, стала ревниво следить за передвижениями нескольких домашних мух, которые зудели и деловито наматывали круги невысоко от земли. Всё более раздражаясь, она прогнала докучливых мух и стала пристраивать свою поклажу с покупками к основанию металлической стойки. Справившись, она придирчиво осмотрела и вздохнула. Теперь злополучный пакет виновато и косо подпирал угол качельной конструкции. Дыры, зияющие в полиэтилене, выглядели, как раны уходящего из жизни товарища. Но, несмотря на это, пакет продолжал стойко выполнять свой последний долг. Это был тихий, никем неоценённый героизм маленького бытового предмета.

Женщина почувствовала ком в горле и, пытаясь избавиться от него, принялась старательно раскачиваться на качеле. Однако с каждым взмахом комок в горле рос, наполняясь предательской горечью…

Ветер, задремавший было в песочнице, вдруг проснулся и принялся трясти из стороны в сторону урючину, растущую напротив качели. В самой глубине зелёной кроны заискрились яркие точки, которые, многократно отражаясь от блестящих поверхностей листьев, стали творить вокруг себя загадочную путаницу.