Сад разорванных Договоров

Артём Грошев ненавидел запах ладана. Он витал в воздухе «Алого Дома» каждое утро – густой, сладковатый, словно попытка замаскировать им гниение. Но гниль всё равно просачивалась сквозь трещины в стенах, сквозь позолоту фресок, сквозь слишком чистые полы, отполированные до зеркального блеска. Сегодня ладан въедался в кожу особенно навязчиво. Может, потому что вчера убили Хранителя. Или потому что сам Дом, казалось, затаил дыхание, ожидая, чем это обернётся.

– Грошев, тебя ждут.

Голос начальника службы безопасности, Бориса Керта, прозвучал ровно на три децибела тише обычного. «Значит, ситуация серьёзная».

Алый Дом не любил шума. Его коридоры были спроектированы так, чтобы гасить звуки, поглощать их, как губка – воду. Даже шаги здесь становились бесшумными, будто Дом заставлял людей двигаться осторожнее, словно в храме. Или в склепе.

Кабинет нового временного Хранителя располагался в бывшей оранжерее. Сквозь стеклянный потолок лился свет, но растения здесь давно вымерли – никто не знал, отчего. Может, отравились воздухом. Может, просто забыли за ними ухаживать. Теперь на их месте стояли экраны с данными, мерцающие, как светляки в банке.

– Ты знаешь, почему тебя вызвали? – спросила женщина в чёрном. Её звали Ирина Вейс, «правая рука» покойного.

– Потому что я чистильщик. А после смерти Хранителя всегда чистят лишних.

Вейс усмехнулась, но в её глазах не было ни капли веселья.

– Нет. Потому что ты видел тело первым. И не сообщил.

Артём почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он действительно нашёл старика в его спальне – с пустым взглядом и странным шрамом на груди, похожим на дверную петлю. Но когда вернулся с охраной, тела не было. Только запах ладана стал ещё гуще.

– Я не…

– Заткнись, – Вейс подняла руку, и её перчатки скрипнули, словно кожа натянута слишком туго. – Ты либо врёшь, либо ты следующий.

– Что?

Экраны за её спиной вздрогнули и показали его лицо. С подписью: «Кандидат на Гармонизацию».

– Хранитель отметил тебя, – поправила себя Вейс, её пальцы нервно сжали край терминала. – Но Договор – не приговор, а процесс. Он только начинает прорастать в твоём сознании, как молодой побег сквозь асфальт.

Она сделала паузу, наблюдая, как Артём непроизвольно сжимает виски – впервые за день его голова пронзительно заныла.

– Сначала будет лишь лёгкое головокружение, когда проходишь мимо закрытых архивов. Потом – сны, где ты видишь коридоры, в которых никогда не был. – Её голос стал ледяным: – Но если отвергнешь этот дар…

За окном завыла сирена. Где-то в городе начался бунт.

Когда Артём вышел на улицу, первый камень пролетел в сантиметре от его головы.

Толпа кричала что-то о «лжи», но он не разбирал слов. Воздух пах гарью и чем-то кислым – биотех-отходами, может быть. Вдруг кто-то шепнул на ухо:

– Не верь им. Договор – это клетка.

Он обернулся. Рядом стояла женщина в красных перчатках, и её глаза блестели, как лезвия.

– Кто ты? – прошептал он.

– Лика. И если хочешь выжить – беги прямо сейчас.

За её спиной вспыхнул огонь.

Камень всё-таки попал ему в плечо.

Боль была слишком реальной, чтобы это оказалось сном. Артём споткнулся, едва не упал на мостовую, засыпанную осколками витрин. Крик толпы нарастал, сливаясь с воем сирен. Где-то рядом трещали биотех-генераторы, и воздух пах гарью, смешанной со сладковатым химическим душком – как будто кто-то поджёг лабораторию алхимика.