Портрет Иветты

Автор

Страниц

75

Год

2007

Игорь Куберский, известный петербургский прозаик, поэт и переводчик, в своих последних произведениях углубляется в тему любви и эротики. Он провозглашает современные стандарты безудержной страсти, раскрывая истинную природу человеческой плоти. Этот великолепный артист слова неизбежно приходит на ум при обсуждении эротической прозы в русской литературе.

Игорь Куберский продолжает славные традиции великих предшественников, таких как Иван Бунин, Владимир Набоков и Юрий Казаков, воплощая в текстах своих произведений не только сложные и глубокие отношения между любящими людьми, но и драматические сцены искушения и страсти. Этот очаровательный автор действительно создал некий эталон эротической прозы в современной русской литературной среде.

Чтобы оценить степень литературного эротизма, можно воспользоваться мерилом Игоря Куберского. Как и с температурой воздуха, которую мы измеряем в градусах Цельсия, эротическую интенсивность можно было бы измерять в Куберах. Каково значение эротических переживаний в произведениях Игоря Куберского? Какова сила его слов? Словом «Куберы» можно было бы описать и оценить это.

Читая его неподражаемую повесть "Портрет Иветты", мы погружаемся в мир самой сильной и разрушительной общей страсти, которая может перевернуть жизнь любого человека. В "Эпилоге" этой повести, как одной из версий, автор продолжает волнующее историю героев, предлагая нам новые уровни соблазна и чувственности.

Таким образом, можно с уверенностью сказать, что Игорь Куберский в своих произведениях обошел многих других писателей в изображении эротики и любви. Его слова заставляют читателя углубиться в истинные стремления и желания человеческой плоти, выводя нас на новый уровень литературного эротизма.

Читать бесплатно онлайн Портрет Иветты - Игорь Куберский

Эту повесть, написанную более двадцати лет назад, я многажды сокращал, вычеркивая все, что, на мой взгляд, тускнело от стремительно меняющегося времени. Теперь в ней, кроме любви к обетованному Крыму, которого мы лишились, и к женщинам, которые нам изменили (или мы им, что, в общем, одно и то же), ничего, пожалуй, и не осталось, но это меня вполне устраивает.

Благодарю свою старшую дочь Алину Куберскую, взявшую на себя труд отредактировать эту впервые публикующуюся вещь.

С севера дул сильный ветер – и внизу по воде, испещренной мертвой зыбью, змеились темные полосы. С окружных холмов скатывался низкорослый подсушенный кустарник, дальше мрели лиловые изломы Сюрю-кая, похожие на разрушенный замок. Тропа уперлась в скалу, пошла вправо и вскоре вовсе оборвалась. Поколебавшись, Кашин полез вверх. Двигался он легко, с удовольствием ощущая еще молодую силу мышц. Насте не терпелось следом, но он погрозил ей пальцем. Добравшись до очередного скального уступа, Кашин сделал шаг вперед, и взгляд его лишился опоры – впереди зияла пустота. Вытянув шею, он осторожно глянул вниз. Камни и заросли. Метров двадцать… Холодок пробежал между лопаток. Кашин отступил к каменной стене и тут же, в метре от обрыва, нашел безопасный путь.

– Дима, я лезу за тобой, – настаивала дочь, глядя на него снизу – ладошка козырьком. Он хотел спуститься за ней, но она звонко крикнула: «Лезу!» – и стала взбираться с неожиданной ловкостью. Через минуту ее раскрасневшееся личико выглянуло рядом из-за камней:

– Куда теперь?

Он молча мотнул головой в сторону. Он стоял, заслоняя спиной пропасть и чувствовал, как ее дыхание наполняет болезненной слабостью руки и ноги. Он не любил высоту.

Дочь так ничего и не заметила, и они двинулись дальше. Целью их был Чертов палец.

– А он какой? – спрашивала она. – Он не зашевелится?

– Думаю, что может, – многозначительно отвечал Кашин.

– Дима! – дергала Настя его за руку, заглядывая в глаза, – я серьезно спрашиваю…

Со стороны Магнитного хребта он был похож на истукана с острова Пасхи – даже среди этих неправдоподобных силуэтов, скачущих вниз, к морю, даже среди них – фантастический. На вершине виднелась рукотворная пирамида из камней – кто залезал? Он был сумрачный, ноздреватый, пупырчатый – в каждом углублении роилась кромешная тьма.

И совсем другим оказывался дальше, со стороны дороги, огибающей Святую гору, – из дубовой рощицы, звенящей жесткой листвой, – словно огромная бабочка, опираясь на окаменелые крылья, подымала к небу маленькую квадратную головку. Драма каменной плоти и замурованной души. Кашин усмехнулся. Недаром его так сюда тянуло.

Однако изображению все это не поддавалось. Он сел спиной к Чертову пальцу и раскрыл на коленях этюдник. Перед ним был хребет, похожий на костяную спину стегозавра. Солнце уже стояло высоко и било резко, слепяще, не оставляя теней и оттенков. Кашин торопился, чтобы Настя не раскисла от жары, и эта внутренняя суета мешала ему почувствовать, что же он собственно хочет изобразить. Но рука его двигалась привычно – с навыком, который может обойтись и без вдохновения. Кашин давно взял себе за правило просто работать, каждый день, пусть даже в никуда. Он поработал, значит, имеет право дальше жить. Это право нужно было отстаивать постоянно, будто еще со студенческих лет он попал к самому себе или к Богу в должники.

Продолжить чтение

Вам может понравиться: