Polaroid. Бремя Эвелин

Глава 1: Лаборатория сломанных обещаний

Воздух в подвале лаборатории замаскированной под водонапорную башню был густым от запаха озона, проявки и лжи. Эвелин Грант, женщина со шрамом, похожим на треснувший фарфор, пересекавшим всю щеку, и глазами цвета зимнего неба, смотрела, как Михаил Воронов склоняется над гиперструктурным зеркалом. Его глаза горели тем самым фанатичным блеском, который когда-то был для неё светом, а теперь стал предвестником конца.

Он не замечал, как у их семилетней дочери Лии из носа течёт кровь после очередного «сеанса синхронизации». Не видел, как тень Марка, их девятилетнего сына, на стене двигалась на секунду позже, чем он сам. Он видел только уравнение, точку сингулярности, «Инженера» и «Ключ» – своих детей, давно превратившихся в переменные в его безумном вычислении.

– Миша, остановись, – тихо сказала Эвелин, вдевая нить в дрожащую иглу. Она зашивала разорванный рукав его халата, как когда-то зашивала раны на его душе после исчезновения его отца. – Они не объекты. Они наши дети.

– Ты не понимаешь, Эва! – он обернулся, и в его глазах не было её. Только всепоглощающий голод к знанию. – Они – единственный щит против того, что идёт. Против «них»! Я должен их подготовить.

В тот вечер, когда Лия заснула в слезах, а Марк смотрел в стену пустым взглядом, Эвелин нашла старый дневник Виктора Брандта. Не в стене подвала, а в потайном отделе архива КГБ, куда её привёл «чёрный кот» – хакер, чьи услуги она начала оплачивать своими сбережениями. На последней странице дневника было написано: «Любая попытка сделать любовь вечной превращает её в тюремщика. Спасая душу, ты убиваешь человека».

И она поняла. Михаил не готовил детей к войне с «ними». Он готовил их в жертву. Чтобы запереть дверь, через которую когда-то ушёл его отец, он был готов бросить в проём своих детей.

P.S. Первое предательство – это не измена, а молчаливое согласие. Когда ты видишь пропасть, в которую катится любимый, и не кричишь, а лишь тихо зажмуриваешься, готовясь к падению.

Глава 2: Сыворотка забвения

Решение созрело как гнойник – болезненный и неизбежный. Это была не месть. Это была ампутация. Чтобы спасти пациента, нужно отрезать заражённую конечность. Чтобы спасти Лию, нужно было отрезать её от отца, от его наследия, от всей этой проклятой истории.

В своей тайной лаборатории, в подвале их же дома, куда Михаил никогда не спускался, она готовила сыворотку. Не «Хронос», а её антипод – «Лета». Основой был не экстракт камеры Брандта, а психоактивный ретровирус, найденный в архивах проекта «Сова» – он мог точечно выжигать нейронные связи, ответственные за конкретные воспоминания.

«Чёрный кот» прислал расчёты: «Эффективность 87%. Побочные эффекты: возможна аутохтонная амнезия, прорастание ложных воспоминаний. Риск: 12%».

Риск был тем, что Лия может забыть не только отца и зеркала, но и её саму. Эвелин приняла этот риск. Лучше быть стёртой из памяти дочери, чем наблюдать, как дочь стирают из реальности.

Ночь, когда она ввела Лие сыворотку, была самой тихой в её жизни. Девочка спала, а Эвелин сидела рядом, держа её за руку и читая вслух старую сказку про Маленького принца. Последнее, что услышала Лия перед тем, как её воспоминания поплыли и рассыпались, был голос матери: «Ты в ответе за тех, кого приручила… и за тех, кто приручил тебя».