Кровь – не водица

– Елизавета Андреевна, ребятки ваши не совсем здоровы, разве вам не сказали? Я отдала распоряжение дежурной, она должна была вам позвонить. Неужели не позвонила?

Эльмира Леонидовна, крошечная, как гном, чем-то похожая на мышь – то ли длинным беспокойным носом с плоской темной родинкой на самом его кончике, то ли мелкими пуговицами-глазками, то ли странным серовато-пыльным цветом легких, как пух, редковатых волос, собранных невидимками в странную конструкцию на небольшой, вытянутой к небу головке, стояла у входа в интернат, перегородив щуплым тельцем вход. Директором в этом заведении она служила уже вечность, сколько ей лет не знали даже самые приближенные особы, так, где-то пятьдесят – семьдесят, ну точно – не больше и не меньше. Остро зыркнув на нежелательную гостью, она нехотя посторонилась, пропуская, процедила

– Впрочем, если вы настаиваете…Только помните – температура, это вирус. Вирус ныне очень нехороший и очень заразный. Мы тут варимся в этом, у нас уже иммунитет, а вот вы со стороны, можете заразиться, а у взрослых эта дрянь протекает очень агрессивно.

Елизавета Андреевна почему-то испугалась. С нее разом слетел привычный налет легкой спеси и превосходства, она на мгновение стала Лизой – неудачливой матерью и женой, ненавидящей и свой дом и свою жизнь. Испуганно присев, как будто ей двинули под колени, она чуть не упала, но удержалась, откинула упавшие на грудь длинные, волнистые, ухоженные локоны, потом взяла в себя в руки, медленно проговорила

– Нет, это не обязательно. Я привезла подарки детям, они в машине. Распорядитесь принести. И если можно, видео – как они выглядят. У вас есть свежие?

Эльмира Леонидовна ссутулила узкие плечи, кивнула и прошуршала к противоположной от двери стене так шустро, что Лизе даже показалось, что за ней проволочился по идеально вымытому светлому полу серый мышачий хвост. У стены она королевским жестом поддала назад короткой ручкой, нажав на какую-то кнопку, за ее спиной засветился экран, отразив великолепный сад, весь в цветах, красивые чистые дорожки, по которым чинно двигались благообразные фигурки. Дети и подростки шли друг за другом ровными рядками, кто-то держался за руки, кто-то шел в обнимку, но чаще все-таки попадались одинокие фигурки, грустные, немного похожие на тени.

– Это сразу после сеанса у психотерапевта и приема процедур. В этот день они еще были здоровы, температура поднялась на утро. Вон они!

Директрисса тыкнула лапкой в экран, и Елизавета Андреевна увидела детей. Алиса тихонько толкала перед собой коляску, в которой мечтательно раскрыв мягкий влажный рот дремал Руслан. Вид у них был счастливый и безмятежный, почти ангельский, и Елизавета успокоилась.

– Температура, наверное, быстро пройдет, у вас ведь хорошие врачи? Платим-то немало, должны работать профессионалы.

Эльмира Леонидовна скривила узкие губки, исподлобья зыркнула на гостью, кивнула

– Конечно, конечно. Не беспокойтесь. Через пару-тройку дней можно будет с ними увидеться. Думаю, они будут уже здоровы. Звоните.

Елизавета уже не слушала, она завороженно смотрела на дочь. Алиса оставила коляску, шагнула с дорожки прямо на газон, не спеша пошла вперед, прямо на камеру. Прямые, очень густые волосы цвета старого золота слегка раздувал легкий ветерок, фарфоровая кожа чуть румянилась от солнца, а необыкновенной формы раскосые глаза казались прозрачно-зелеными, так просвечивает, сияя осколок бутылочного стекла – вроде и ярко, но в то же время странно мутно. Прошла она немного, остановилась у кустов роз, натянула на голову капюшон форменного плаща, уставилась остановившимся взглядом прямо на мать. Потом улыбнулась, грустно растянув розовые губки, опустила голову, развернулась и пошла к брату. И вот уже снова было нарушенное размеренное движение восстановилось, череда фигурок спокойно потянулась к главному входу в шикарное кирпичное здание.