Пешка для Ферзя

– Дан, пора вставать, – ласково позвала я сына, на всякий случай отходя подальше. – Дан! Нам сегодня в город ехать.

– Не хочу, – буркнул сын, укрываясь одеялом с головой. – Не поеду никуда.

– Дан, тебя Алекс с Егором ждать будут. И бабушка торт испечет.

– Я спать хочу.

– Даниэль Янович, – мне пришлось повысить голос, чтобы сын меня услышал. – Я кому сказала «вставай»?

– А папа приедет?

Я едва сдержалась, чтобы не сообщить мальчику, что я думаю по поводу приезда его отца. Век бы его не видеть, если честно. Но Даниэль любил своего папу, и я стиснула зубы, не позволяя себе лишнего.

– Не знаю, мой хороший. Ты же понимаешь, что он много работает.

– Я к папе хочу! – в голосе Дана слышны плаксивые нотки.

Дышу сквозь зубы, ногти впиваются в ладони.

– Даниэль…

Кажется, сын уловил мое состояние (все же менталист) и нехотя вылез из-под одеяла. Посмотрел на меня голубыми отцовскими глазами – до чего ж он похож на Яна! – и молча пошлепал к умывальнику. Я сосчитала про себя до тридцати и достала из шкафа чистую рубашку.

Я искренне надеялась, что Ян не приедет. Каждая встреча с ним заканчивалась у нас скандалом, и мы перестали встречаться. Я привозила Дана к отцу и оставляла там, а Ян уже забирал. Я ненавидела своего супруга. Надо признать, он отвечал мне полной взаимностью.

Но собиралась я всё равно с особой тщательностью. Надела синее платье с вырезом, которое так красиво подчеркивало мою фигуру, уложила волосы в строгую прическу, накрасила ресницы и подвела глаза. Шляпка, перчатки, сапожки на небольшом каблучке. А снизу – самое лучшее, самое развратное бельё. Кружевные панталоны, шелковые чулки, расшитый корсет. Всё для тебя, любимый. Ты этого не увидишь, разумеется, но я-то буду знать.

Дан уныло ковырял ложкой пудинг, а потом бубнил себе под нос всю дорогу до Кобора. Я же сидела, как на иголках, и едва не порвала свои перчатки от нервного возбуждения. Для меня эти поездки всегда стресс, я бы лучше вообще из дома не выезжала. Но Ольга, моя мачеха, буквально требует, чтобы я приезжала к ним по воскресеньям. Она считала, что я должна выходить в люди. Я и выходила… до очередной встречи со своим супругом.

Недалеко от Кобора карета угодила в рытвину, раздался страшный треск, ее перекосило. Кучер заявил, что ось сломалась. Я даже не расстроилась: можно было весь день прождать помощи, а потом заявить, что уже поздно и спокойно вернуться домой.

– Вот что, Михаил, – сказала я кучеру. – Распрягай, садись верхом и езжай в Кобор. Пусть пришлют плотника. И Дана с собой возьми, там деду сдашь.

– Да как же я вас здесь одну оставлю, льера? – растерянно спросил пожилой мужчина. – Мало ли что!

– Я же маг, что мне сделается, – пожала плечами я. – Посижу в карете, подожду подмоги. Книжку вон почитаю.

Но моим жизнерадостным планам не суждено было сбыться: вдали раздался топот копыт и показалась туча пыли. Кто-то едет верхом.

– Это папа, – уверенно заявил Дан. – Он сейчас нас спасет!

Я сглотнула. Дан часто угадывал будущее. И в этот раз он оказался прав. Всадник на большом вороном жеребце остановился неподалеку, спрыгнул и широким шагом направился к нам. Ян был всё так же красив: породистое лицо, холодные голубые глаза, великолепная фигура. Он презрительно скривил верхнюю губу, встретившись со мной взглядом, а потом вдруг улыбнулся широко и искренне, раскидывая руки. Даниэль, не раздумывая, бросился в объятия отца. Я отвернулась, не в силах вынести этой взаимной любви. Никак не могу понять, как Ян мог так сильно любить ребенка, которого родила я, и одновременно ненавидеть меня.