Далекий 3025

1

Ловить рыбу – сплошное удовольствие. Сидишь над удочкой и думаешь о своём.

– Ты скоро? – крикнула Тоня и вернула меня к действительности, – кушать хочу.

– Скоро, скоро, – я забыл, что вчера депортировался. В каком же я веке? Совсем вылетело из головы.

– А что, есть нечего?

– Три дня, как ни росинки во рту.

Я подсёк рыбину, аккуратно отцепил от крючка и бросил в ведро.

Тоня высунулась из-за куста:

– Ух ты, голыми руками, – она восхищённо посмотрела на меня.

Я медленно свернул спиннинг и ведро. Вот они – преимущества будущего, инструменты конфигурируются из твоего тела, невидимы и не надо ничего с собой носить. Рыба забилась на траве. Тоня схватила её и откусила ей голову.

– Ты чего? – я попытался вырвать рыбину из её рук. – Поджарим сначала.

Тоня что-то промычала, но рыбу не отдала. Лицо её страдальчески скривилось.

– Пойду соберу дрова, – прокричал я громко и отчётливо.

Влип, так влип, попал к умственно отсталой. У нас таких давно нет. Если что не так с головой – советуются с родителями и оперируют в гения. В того, которого заказывают. Мой друг Эдик – из таких. Родители у него из простых, всякие сайты тестируют, чтобы не дольше четверти секунды загружались. Что дольше, то – запрещено. Если очень медленно, то у ИИ мозги плавятся, то есть не мозги, конечно, ну а то, что у них вместо мозгов. ИИ у нас быстрые, чтобы в случае чего – среагировать. В итоге, Эдика в классного инженера прооперировали. Родители ничего другого не хотели, в инженера и точка. Поэтому Эдик в «Заслон» попал. Это государственная организация. Туда простых не берут. Даже тестировать не берут. Только гениев. На них, можно сказать, наша цивилизация держится. В смысле – на гениях. Говорят, всякое в прошлом столетии было. Родители специально наркотики выращивали, чтобы больного родить, а потом гения воспитывать. Только государству не только гении нужны. Нормальные – тоже не дураки, просто на износ работать, как гении, они не могут. А в остальном нормальные – не хуже. Как только за гениев перестали платить, так число больных младенцев быстро уменьшилось.

Тоня запрыгнула на меня, повалила на землю и всунула в рот остаток рыбы:

– Тише ты, малахольный, фрицы услышат и капут нам. Понял? Капут. Повтори, что понял.

Я утвердительно помотал головой. Рыбу выплюнуть не удавалось. Весь рот забился чешуёй.

– Лучше поешь, а то какой день – голодный, – ласково проговорила она. – Ничего, пробьёмся к своим, сдам тебя в психушку и будет тебе, как раньше. Напишешь свой роман о будущем. Ладно? Понимаешь, ты один в живых остался. Состав весь разгромили. А я – медсестра. Помнишь меня? Я тебе уколы ставила. Чтобы не буянил. У тебя от лекарства пена изо рта пошла. Еле с того света вытащили. А что тебе говорить? Ты же память до войны потерял.

Я, наконец, проглотил остаток рыбы и по телу разлилось тепло. Тоня наклонилась ко мне и поцеловала в рот. Я обнял её и перевернулся. От неё тянуло теплом и чем-то необычным.

– Ты чего? Я рыбий жир слизала, чтоб не пропал.

Я облизал её губы, было вкусно, потом воткнул язык ей в рот, расстегнул блузку и заскользил языком по её груди. Она выгнулась подо мной своим телом, дёрнулась в сторону. «Вот оно как бывает», – подумал я, проскальзывая внутрь.

Тоня лежала на траве и тихонько плакала.

– Ты чего, – удивился я. – хорошо же было.