1
Как только они пошли через кладбище, остальной мир будто перестал существовать. Он схлопнулся, уступив место миру другому: тихому, безмолвному, холодному и неподвижному, как стоячая вода в болоте.
Это был мир надгробий различной формы и размера. Надгробия лезли друг на друга, переплетаясь своими голубыми, черными, белыми и ржавыми заборами. Мир плит из гранита, мрамора, стали, бронзы, известняка, песчаника, плитняка, мыльного камня, дерева, цемента, чугуна и сланца с выбитыми на них именами и датами, которые где-то стерлись до гладкого, а где-то были нанесены буквально вчера.
Это было застывшее безжизненное поле; поле, обреченное гнить, все больше и больше зарастать высокой травой, сорняками и деревьями.
Надежда повернула голову и встретилась взглядом с улыбающейся молодой блондинкой. Из-за моросящего дождя фотография надгробия, будто плакала: маленькие капельки стекали по овальному черно-белому снимку, текли по граниту, а потом впитывались в землю.
Отвернувшись, Надя подумала о том, что хороня кого-то, все стремятся подобрать фотографию усопшего, где он счастлив и улыбается. Это значит, что в дождь на кладбище тысячи фото, которые улыбаются и плачут. От этого девушке стало жутко, хотя и до этого она чувствовала себя не лучше – Надя не любила кладбища, ненавидела их.
– Долго нам еще идти? – спросил Любим, долговязый парень в черной куртке и букетом цветов в руке.
Нотки недовольства не ускользнули от чуткого уха жены.
– Нет. И я хочу здесь быть не больше, чем ты, уж поверь.
Надежда, придерживая живот, переступила через давным-давно поваленное ветром дерево.
– Твоя мать – очень беспокойный человек, – продолжил Любим. – Ее постоянно что-то беспокоит. В этот раз ей ударила в голову эта година родственников: «съездите, повидайте, гвоздички положите…» Я к тому говорю, что из-за ее дурной головы, уж прости, покоя нет в первую очередь нам. Вот то, что ее дочь беременна и ей лучше поменьше гулять по кладбищам, маму почему-то не беспокоит. Ее больше заботят мертвые, чем живые.
– Сейчас-то об этом что говорить? Мы уже здесь. А ребенку небольшая прогулка не повредит, даже наоборот. Будем считать, что это первое знакомство маленькой Веры со своими предками.
– В утробе она много не запомнит. На первое знакомство ее можно будет вести, когда ей хотя бы лет пять исполнится… Хотя и тогда не стоит. Лучше просто рассказать про прадедушек и прабабушек, чем приводить в это место и показывать, где зарыты их трупы.
– Могу посоветовать вот что: делай как я, думай о том, что после мы заедем в торговый центр, поедим и, возможно, сходим в кино. Короче, думай о хорошем.
Любим старательно переступал и перепрыгивал лужи и грязь.
– Уже начал, – сказал он.
Дождь продолжал моросить пыльцой. Влага ложилась на ветки тополей, берез и кленов, в изобилии растущих здесь между могил. Пожелтевшие листья от этого становились будто покрытые лаком: они тяжелели и начинали блестеть перламутром. А надгробия наоборот, в большинстве своем еще больше серели и чернели.
Оба пробирались по узкой тропинке, сдавленной с обеих сторон оградами и памятниками. Такие тропки сетью оплетали всю территорию кладбища, и вряд ли у кого-нибудь получилось бы с уверенностью назвать хотя бы их количество. Возможно троп – тысячи, а общая протяженность их достигала десятков километров. На карту были нанесены лишь асфальтированные дороги для машин. За ними худо-бедно ухаживали, где надо стояли мусорные баки и указатели, была нанесена разметка. Остальное представляло собой настоящие дебри. Даже если тебе повезло и нужная тебе могила находится недалеко от проезжей части, ты мог легко не найти места захоронения. Есть такой фразеологизм: «Сам черт ногу сломит». Поэтому, возможно, на наших кладбищах и царит такой бардак – чтобы черт не прошел.
