Письма к козьему богу. Ковчег

Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях. Евангелие от Матфея (10: 27). «Молчанием предается Бог».1

Христиане всегда собираются ради благих целей, отмечали язычники четвертого века, но все и всегда кончается у них преступлениями, а чаще всего – убийством… Горькая правда для тех, кто решил идти до конца, связав свою жизнь с православным крестом.

Жил на Земле человек большой силы духа, сохранивший веру в Бога с далеких пятидесятых и много за это претерпевший. Будучи гонимым, он в летние месяцы пас стадо коз и коров. Говорят, он читал наизусть им молитвы, что потешало целый поселок. Пламень веры, горевший в душе этого человека, не смогли сокрыть даже леса и поля. В девяностые неоднократно отказывался от рукоположения в сан священника, считая себя недостойным. Вместо него ключ от храма взяли в свои руки молодые делатели и принялись крутить его, пока не изломали вконец. Сотня людей пришла на новый приход в девяносто шестом, но то, что их встретило, поначалу скрывалось за благодатью Божьей.2

С того часа злой рок не отступал от вновь открытого храма в разваливающемся скобяном магазине на окраине ткацкого поселка. В церкви, куда нас забросила война, все словно спотыкались о груды битых черепков, раня, царапая и толкая друг друга. Нестроения, обиды, искушения, тающий на глазах жиденький ряд прихожанок, алтарь из пенопласта, размазанный толстым слоем бронзовой краски, текущие ведрами воды потолки были постоянными атрибутами церкви Преображения Господня. Просфоры подавала батюшке, как бы это деликатнее выразиться, коллега по цеху Марии Магдалины. Она же их и пекла. После первых опусов из храма стали уходить люди.

– Вы знаете, кто там печет просфоры? А какую жизнь она вела? – спросили меня в магазине-крохе под названием «Тапочка».

– Знаю. – ответствовал трем женщинам, поедавших меня глазами: что он скажет? – Я еще хуже.

Ответ сразил наповал. На меня поглядели так, как не глядели никогда в жизни. Людская молва еще плотнее окутала горемычный приход. Покаяние не товар, ценника на него в «Тапочке» не было. Поселковые стараются держать марку перед соседями, все из себя, хоть ты лопни. А я им с размаху картину нарисовал «Сброд нищих и святых на богомолье храма Преображения Господня поселка Лобова». Они этого не понесли.

На пару со старожилом храма мне пришлось подменять там разбежавшихся чтецов и пономаря лет семь. Таких приходов хоть отбавляй на просторах матушки-Руси. Не в состоянии служить постоянно, они редко появлялись на службах, платя мне ненавистью за новые, по их мнению, порядки. Буллинг или травля стали их главным занятием на протяжении всех этих лет.3 Понимая, что все имеет под собой причину и прах церковной жизни скрывает под собой какую-то загадку, стал собирать все, что еще можно было собрать. Но ничего не выходило. Череда сбежавших и почивших батюшек только сбивала с толку. Дело было явно не в них. Чем дальше я оставался на бедствующем приходе, тем отчаяннее становилось наше положение. И только ангел смерти, забравший жизнь глубокого старика, в молодости прозванного Козьим богом, приоткрыл дверь в тайну бедствий маленького прихода. После его смерти на церковном пороге остались лежать дивной красоты потир священника, фелонь и епитрахиль,