– Доброе утро, папа.
Маша, приоткрыв дверь своей комнаты и опершись плечом на косяк, смотрела все еще не послушными после сна глазами на Кобзаря.
– Доброе утро, дочь, – стоя у входной двери, улыбнулся ей в ответ Алексей Иванович и, проведя рукой по торчащему ежику уже начинающих седеть волос, застегнул «молнию» на куртке. – И, к сожалению, сразу же пока. Завтра утром буду.
– Опять на сутки? – сочувственно спросила дочь.
– Опять на сутки, – в тон ей ответил отец и, улыбнувшись, поспешил дать последние наставления. – Не скучайте. Будьте внимательны на занятиях. Слушайте маму.
– Угу.
«Как быстро и незаметно выросли дети. Вот и Маша, страшно подумать, уже восьмиклассница. А Инна, та вообще студентка». Стоя на лестничной площадке в ожидании лифта, он вдруг вспомнил те времена, как они, его девчонки, были маленькими, такими смешными, забавными. Сколько же воды утекло с той поры, когда по утрам, подымая с кровати младшую дочь в детский сад, они с женой уговаривали ее: «Машенька, просыпайся, открывай глазки, нужно собираться», на что девочка, безуспешно боровшаяся со сном, с детской непосредственностью, даже с каким-то отчаянием, слышавшимся в ее голосе, отвечала: «Да что вы у меня просите, вы у глазов просите!». Нелегко было тогда. Детей в садик и школу провести, самим по работам разбежаться – времени катастрофически не хватало. Сейчас, пожалуй, полегче. И все-таки это были прекрасные времена! Прекрасные хотя бы потому, что они были намного моложе.
Кобзарь представил, как сейчас в квартире начнется маленький семейный Армагеддон. Подымется вся его женская гвардия: жена, дочери. Квартира наполнится жужжанием воды в ванной, шуршанием полотенец, шлепаньем босых ног по коридору, гудением чайника, звоном тарелок, чашек, ложек. Кто-то, на ходу откусив кусок бутерброда, будет приводить в порядок прическу, стоя у зеркала; кто-то отхлебывать чай и одновременно, в который раз, пробегать глазами параграф в учебнике; кто-то просить послушать стихотворение, на запоминание которого вчера ушел целый вечер. Прекрасный, можно сказать, просто великолепный Армагеддон!
Кобзарю редко приходится подыматься утром вместе с семьей и, само собой, наблюдать подобную семейную картину. Разве что иногда, по выходным. Так в выходные никто и никуда не спешит, не вскакивает с постели, не бежит на кухню готовить завтрак. Все протекает спокойно, размеренно. В такие дни, наоборот, возникает желание вылежаться, понежиться.
Бывает еще возможность, конечно. Скажем так, малоприятная. Это когда болячки прихватывают, и приходится уйти на «больничный». Так случалось подобное нечасто за всю его милицейскую карьеру, и, как правило, отпущенные на лечение дни он дома не досиживал. Чуть отпустит – уже на службе.
Нет, никакой он не карьерист. И перед начальством не выслуживается. Карьеру строить нужно было лет эдак двадцать назад. Ту, когда по должностной лестнице – шаг за шагом, шаг за шагом. У Кобзаря карьера другая – уважение. Тоже шаг за шагом, день за днем, год за годом. Уважение родных, друзей, коллег. Начальства, конечно же. Такая вот карьера. И для него она значит намного больше. Потому и при любом недомогании, чуть легче стало, старается поскорее присоединиться к ребятам. Им там в его отсутствие несладко приходится. Работы хватает. Да и, сказать по правде, совесть не позволяет в квартире сидеть при каком-нибудь примитивном насморке. Это так, образно, говоря.
