После короткого стука дверь распахнулась и вошла Подзорова. И тут же от по-летнему раскрытого, окна повеяло сквозняком и пошло ворошить шпоры, уже аккуратно распределенные на столе по темам. Подзорова усмехнулась.
Соловьева одарила? – бесполезно отрицать очевидное. Леша только скривил гримасу, чтобы Подзорова поняла, как он безразличен к этому подарку, – Ну, не скажи, – покачала головой Подзорова, – Не всякому шпоры дарят. И вообще дело не в том. Мне не дорог твой подарок дорога твоя любовь.
Леша молчал, всем своим видом пытаясь подчеркнуть полное безразличие и к шпорам и к комментариям на этот счет. За шпорами он не гонялся. Просто отказаться от подарка было некрасиво. Соловьева ведь, действительно, выцыганила этот комплект шпор специально для него. И отказ был бы приравнен к госизмене. А она, как Леша уже убедился, была ревнива ко всякого рода знакам внимания. И если в сессию, когда каждая минута, она пожертвовала временем и достала ему шпоры, это и подарок, и знак внимания, и символ одновременно. Леша бы прекрасно без всего обошелся. Но никуда не денешься.
Соловьева была из тех студенток, кто надеется на шпоры, как на палочку-выручалочку. Тратит время на их каллиграфическое выведение, чтобы и мелко, и четко. Но она, вдобавок, была и из тех, кто, высчитав, где раньше сдают тот же самый предмет, дежурит под дверью аудитории. И выхватывает, как горячие пирожки, шпоры, у сдавших экзамен, для коих это уже макулатура. Как не подарить шпору девушке с таким просящим печальным взглядом.
Шпоры ей нужны были скорее для поднятия духа, так как вытянуть их из своих потаенных мест она боялась. Несмотря на то, что она не пропускала ни одной пары, аккуратно вела конспекты, на экзаменах терялась, и успехами похвастать не могла. Видно, ее жалобный взгляд с поволокой не трогал экзаменаторов. Вон Танька Бирюкова, та из раза в раз подгадывала, чтобы подсесть к тому, кто способен оценить ее внешние данные. Разве стройная блондинка не в силах взять обработать экзаменатора? Но Соловьева, хоть и хорошенькая, не ставила на внешность. И не было экзамена, на который она бы пришла без шпор.
С пятой, зимней сессии ее задачи усложнились. Она стала охотиться за двумя комплектами, для себя и для Леши. Сначала, на первом экзамене, он был приятно удивлен. На втором просто удивлен, и сказал, что она напрасно переживает. На третьем неприятно удивлен. И на шестой, летней сессии картина со шпорами стала повторяться. И это Лешу доставало.
Хочешь, я тебе отдам, – предложил он Подзоровой.
У меня своих по макушку, – ее губы презрительно изогнулись подковой, – Я не о шпорах. Я по другому вопросу, – она понизила чуть не до хрипа голос, – Мы с девочками решили поехать в Кивыили.
Леша понял: четыре подруги по общаге, все с их факультета, Оля, Таня, Надя и Лариса, – вознамерились поехать на практику в эти самые Кивыили, куда он собирался. Это лучшие места практики, и всего четыре места. Может быть, Кивыиыли это захолустье, но почти закордонное. Это Эстония. Распределение на практику производилось по успеваемости, по среднему баллу. А этот средний балл у Леши и его соседа по комнате Суворова был отнюдь не средним. И они попадали в Эстонию. А эти самые четыре красавицы не попадали. А им хотелось. Вот Подзорова и явилась выкручивать руки, чтобы Леша с Вовкой от Кивыили отказались добровольно. Они бы не цеплялись за Кивыили, будь что другое приличное. А не было. Только Чирчик и Северодонецк.
