“Утро тонуло в сиреневом свете. И кузнечики уже натягивали струны на крохотных скрипочках, чтобы начать свой неповторимый, фантастический концерт…”
Впрочем, сейчас не утро, а вечер. И это я тону… Тону в луже крови, которая, пульсируя, вытекает из-под моих рёбер на холодную землю, смешиваясь с лепестками сирени. Ветки её кустов смыкаются над моей головой и в свете Луны выглядят, как очертания Млечного Пути. И запах! Этот её дурманящий, удушающий запах!
Зачем-то фраза про кузнечиков и утро крутится в голове. Пожалуй, я могла бы начать ей роман. Большой роман, который получил бы множество премий и был бы признан и любим читателями во всём мире. Роман, который мне уже не написать.
Он стал бы моим первым серьёзным произведением. Пока были какие-то задумки, наброски. Я много раз начинала, но потом откладывала. Будто мне чего-то не хватало. Возможно, хороших идей. Но эту историю… про утро и кузнечиков… Эту, мне кажется, я довела бы до конца.
– Помогите!.. – шепчу я, потому что кричать уже нет сил.
А, может, у меня есть шанс? Сейчас пройдёт кто-то мимо, увидит, как я лежу в кустах…
Однажды к моей матери – она была ещё подростком – подошла цыганка и сказала:
– Ты выйдешь замуж, родишь дочь, а когда ей будет шестнадцать, она исчезнет!
– Куда исчезнет? – спросила мать.
– Не знаю, – пожала плечами цыганка, – просто исчезнет, и всё.
Я узнала об этом в прошлом году, мне было пятнадцать. Мы с подругой сидели на кухне, пугая друг друга страшными историями, когда зашла мать и рассказала про цыганку.
С тех пор почти каждую ночь я выходила на балкон. Мне казалось, что исчезнуть я могу по одной причине – меня заберут инопланетяне. Я давно этого хотела.
“Они же опыты на людях ставят!” – боялась за меня подруга.
“Хуже, чем здесь, быть не может!” – парировала я.
Наверное, инопланетяне могут забирать людей откуда угодно, но с балкона, как мне казалось, всем было бы удобнее.
– Эй! Что вы там ковыряетесь? Забирайте! Ещё не поздно!
Впрочем, не знаю, хочу ли я жить после того, что со мной только что произошло. Такое навсегда остаётся внутри тебя, как бы ты его не пытался забыть.
Или, ладно, я бы ещё пожила… Слёзы! Мне нужно много слёз, чтобы через них вышла моя боль. Я пытаюсь заплакать, но не могу. И только кровь вытекает из меня, уводя за собой жизнь – капля за каплей.
Неужели? Кажется, я слышу чьи-то шаги и шуршание юбки!
– Помогите!..
Женщина проводит рукой по моей щеке. Рука у неё ледяная. Я не могу повернуть голову, чтобы её рассмотреть, но от неё веет арктической стужей. Вдруг меня озаряет страшная догадка. Я тихо спрашиваю:
– Ты Смерть?..>»
Она молчит. Потом ложится рядом, кладёт голову мне на плечо, обнимает и начинает мурлыкать колыбельную.
– Нет, нет, не хочу, не хочу! – я начинаю хныкать, как ребёнок, который капризничает, когда его укладывают спать.
– Закрывай глазки, – говорит она, видимо, решив мне подыграть, – уже пора.
Голос у неё хриплый, будто немного прокуренный, но очень приятный, глубокий. И такой… странный… ни мужской и ни женский.
Она обнимает меня крепче, отчего становится невыносимо тоскливо. Кажется, от неё не избавиться. Но я знаю, как оттянуть время.
– Ладно, – соглашаюсь я, – только расскажи мне историю!
– Историю? – удивляется она. – Какую ещё историю?
– Не знаю… Подходящую случаю! – требую я.
