Весенний ветер, непривычно теплый после долгой зимы, шумел в кронах тополей, гонял по асфальту мелкий мусор и ласково оглаживал Хью по щекам. Он запрокидывал голову и смеялся – долго, беззаботно, как самый счастливый человек на планете, которому ничего не нужно, кроме этой улицы из далекого детства, заросшей старыми узловатыми тополями, залитой весенним солнечным светом…
Отказ системы.
Безоблачное небо дрогнуло, подернулось рябью и рассыпалось, разорванное безжалостно чьей-то невидимой рукой. Хью с трудом приоткрыл глаза. Его окружала непроглядная темнота с редкими проблесками огней, и на секунду ему показалось, что небо просто уступило место гигантскому черному космосу и вокруг осталась лишь бесконечная пустота, полная звезд. Иллюзия продлилась пару мгновений, после чего Хью понял, что что-то не так. В носу и в горле царапало и саднило, словно туда напихали мелкого песка, руки и ноги отказывались слушаться, а ухо улавливало отдаленный писк зуммера – отвратительный, режущий слух.
Отказ системы.
Хью попытался сделать вдох и закашлялся. Стеклянный купол капсулы с тихим щелчком раздвинулся, полутемную каюту заливало голубоватое приглушенное сияние от резервных светильников, спрятанных в нишах под потолком.
«Какого хрена вообще происходит?!»
Хью с трудом привстал и, дезориентированный, едва не вывалился из спального отсека, вовремя схватившись за поручень. Сознание возвращалось медленно, и где-то на его задворках шевелилась неприятная тревожная мысль о том, что все пошло не по плану. Такая притягательная и одновременно такая далекая улица с тополями манила, заставляла снова закрывать глаза – как будто еще немного, и он вновь почувствует острый, резкий запах свежих весенних почек, увидит обертку от шоколадки, брошенную на землю, останется наедине с весной без этого мерзкого, глупого ожидания и тревоги, от которой некуда скрыться.
«Мне надо посидеть. Еще немного посидеть».
Перед подписанием договора безукоризненно вежливые представители Корпорации предупреждали о том, что пробуждение принесет «незначительные неприятные ощущения». Хью с удовольствием бы засудил за дезинформацию этих улыбчивых людей с красивыми лицами и идеальными манерами – то, что с ним происходило, совсем не напоминало «неприятные ощущения», особенно «незначительные». Если только не найдется идиотов-оптимистов, которые назовут так состояние после того, как тебя провернули через мясорубку, как мясо для бифштекса.
Мысль о еде была определенно лишней. Хью почувствовал, как откуда-то изнутри поднимается тяжелая волна дурноты, и перевалился через край койки, отрывая от груди крошечные серебристые датчики. Желудок скручивало болезненными спазмами, и казалось, что его выворачивало наизнанку целую вечность – а может быть, всего несколько секунд, пока не закончились силы, а в глазах не замелькали мелкие искры, похожие на рой назойливых мух. Хью сполз на пол, с отвращением глядя на резко пахнущую желтоватую лужу, которую только что сам же и исторг, и сглотнул. Тело била крупная дрожь.
«Когда вы проснетесь, все, что вам потребуется, будет в каюте
