Моя необычная обычная жизнь

Все имена и сбытия в книге вымышлены, совпадения носят случвайный характер.

Небо вдали вновь полыхнуло, и через несколько секунд до нас донесся очередной раскат грома. И времени между вспышкой и звуком теперь прошло меньше. Гроза приближалась

Даша посмотрела на меня и улыбнулась. Она не боялась.

Я всегда знал, что она чувствовала, а порой чувствовал вместе с ней. И в этот раз я не ощущал в ней страха. В её лице, обращённом ко мне, я видел лишь безграничное доверие.

Я ободряюще улыбнулся в ответ и взял её за руку.

Мы ничего не говорили друг другу. Слова давно были нам не нужны, чтобы понимать друг друга до самой сути наших чувств и мыслей. Всё что было необходимо давно нами сказано друг другу, и теперь мы просто стояли с ней на вершине горы и ждали грозу.

Мы не собирались прятаться. Поздно. Да и незачем.

Более того – мы и находились здесь ради этой грозы.

Впрочем, даже если мы захотели, то прятаться было негде; вершина горы была полностью открыта, а всё наше снаряжение мы оставили внизу.

Нам оно было больше не нужно; мы не собирались возвращаться.

Меня зовут Ракитин Кирилл, и до 12 лет я был самым обычным мальчишкой.

Мои родители также – самые обычные люди; мама, Анна Григорьевна, преподавала историю в вечерней школе, прихватывая попутно административную работу, а отец, Николай Михайлович, был отставным военным инженером, вышедшем в отставку в скромном звании инженер-майор, и работающим на одном из оборонных заводов уже в гражданском статусе.

Ещё у меня есть брат Юрий, который на шесть лет меня старше. Юрий – музыкант, студент Ленинградкой Консерватории. Он – талант. И ему прочат «большое будущее» на этой стезе. А вот я, в отличие от него, никакими особыми музыкальными, или же какими иными талантами, никогда не блистал. А потому родители, отдав меня в музыкальную школу, где собственно и был вынесен в отношении меня этот печальный вердикт, посчитали свои обязательства по раскрытию моих способностей выполненными, и оставили меня в покое, сосредоточив своё внимание на карьере брата. Я же был этому обстоятельству только рад, и, забросив все занятия в «музыкалке», кроме уроков игры на гитаре, с удовольствием проводил своё время по собственному желанию и настроению.

Жили мы в Ленинграде, в обычной кооперативной «двушке», дачи не имели, поэтому на лето родители старались отправить нас с братом куда-нибудь «на свежий воздух». Свежий воздух обычно ждал нас в туристических походах (мама была заядлой туристкой; наверное, потому и не возражала против моего увлечения гитарой), в пионерских лагерях, изредка на море, а ещё мы практически каждый год снимали дачу в местечке Аглона в Латвии. Причём, в роли дачи, как правило, выступал какой-нибудь хутор в максимальном удалении от «цивилизации».

Нас с братом вывозила «на воздух» мама, у которой, как у преподавателя, отпуск всегда был летом. А позже, мы стали ездить с ней лишь вдвоём. С компанией на хуторе, понятное дело, было туго; потому я довольно быстро привык к одиночеству. Много читал, бродил по лесу, которого совершенно не боялся, рыбачил.

Спать я предпочитал на сеновале в сарае, что удивляло всех, если учитывать, что я родился и вырос в мегаполисе, и был городским жителем до мозга костей. По утрам, ещё до восхода солнца, хозяйка будила меня, и я, выпив кружку парного пенящегося, молока, отправлялся рыбачить. Хозяева, и что самое удивительное, мама, спокойно отпускали 12-летнего пацана плавать одного на лодке по озеру. Причём, как на утреней зорьке, так и на вечерней; до полной темноты.