Качели

Несмотря на непозднее ещё время, людей на улице практически не было. То ли промозглая осенняя погода с моросящим дождём разогнала всех по домам, то ли очередной импортный сериал, из тех, что внезапно захватили души и сердца бывших советских граждан, которые теперь с необъяснимой жадностью заглатывали непритязательную, но зато дешёвую продукцию импортных масс-медиа.

Егору дождь не мешал ничуть. Ему последнее время вообще никогда ничего не мешало. «Последнее время» – это с тех пор, как он начал заниматься в литературном кружке. Отведав сладкого яда творчества, Егор теперь не смог бы отказаться от него ни за какие коврижки. А началось-то всё с полной случайности.

Как и все мальчишки в его возрасте, Егор запоем читал всю фантастику и приключения, до каких только мог дотянуться. Новые книги были не всем по карману, поэтому их обменивали, покупали б/у, дарили, и даже воровали. Однажды, после прочтения рассказа, вызывавшего всеобщий восторг у сверстников, Егор выразил публично своё недоумение нелогичностью поступков героя. Был друзьями не понят и осмеян. Тогда же он и произнёс роковую фразу, что смог бы написать вариант событий и получше. Дело дошло до спора, и отец Егора, узнав об этом, коротко сказал: «За базар мужчине надо отвечать; сказал – садись – пиши».

Тогда Егор сел и написал.

К чести спорщиков, противная сторона признала его правоту, а сам Егор, на кураже, отправил свой вариант рассказа в издательство, где был напечатан оригинальный текст. После, когда Егор остыл, и уже даже засовестился своего поступка, неожиданно пришёл ответ, на который, честно говоря, Егор и не рассчитывал-то особо. Печатный текст, на фирменном бланке, да ещё и адресованный ему лично, произвёл на мальчика огромное впечатление. Редактор издательства весьма положительно отзывался о присланном Егором материале, и посоветовал ему не бросать писательство, а развивать свой талант, который лично ему, редактору, совершенно очевиден.

И Егор пропал.

После нескольких неудачных попыток пристроить свои опусы хоть куда-либо и парочки серьёзных разговоров с родителями, Егор осознал необходимость специальных знаний и обучения писательству. Так он попал в литературную студию, или «кружок», как его чаще называли, которым руководил бывший журналист, а ныне пенсионер Владислав Олегович. Сперва Егора смущал возрастной разнобой участников занятий, однако позже он попривык; особенно, когда заметил, что возраст особых преимуществ в собственно литературном творчестве не давал. Это в школе два-три класса – уже непреодолимая пропасть, а здесь этот разрыв был практически не заметен.

Владислав Олегович редко хвалил взыскующих писательской стези, но зато много и охотно их критиковал. Что вскоре вынудило Егора нарастить защитную шкурку потолще, и перестать рефлексировать, когда его позорно тыкали носом в промахи и ошибки. В свою очередь, это оказало влияние и на его обычную, «мирскую» жизнь, формируя у Егора мировоззрение выраженного пофигизма.

– Любая профессия накладывает отпечаток на своего носителя, – учил их Владислав Олегович, – Не только и не столько внешне, сколько на тип мышления, его логику, шкалу ценностей и приоритетов. Полицейский видит улицу иначе, чем художник, военный смотрит на потенциал и перспективы новобранцев не так, как их учителя в школе, а врач совсем иначе оценивает спортивные рекорды, нежели спортивные комментаторы. И это, не говоря об их непосредственно профессиональной деятельности.