В пропитанном гнилью и отчаянием городе, где тень Чумы висела тяжелее свинца, бродил он – Чумной Доктор. Не герой в сияющих доспехах, а призрак в кожаном плаще и птичьей маске, его имя шептали с ужасом и надеждой. Доктор Элиас, как звали его до болезни, теперь был лишь оболочкой. Чума забрала его учителя, жену, его веру, оставив лишь одержимость – остановить заразу любыми средствами. Его методы были жестоки, его лекарства – ядовиты, но в глазах умирающих мелькала искра надежды, когда он склонялся над ними. Они уходили в объятия Господа с разными лицами: кто-то с извращенной улыбкой, другие со слезами на глазах цеплялись за каждый вдох, но были и те, кто уходил с умиротворённым взглядом. Элиас в глубине души завидовал им. Они больше не увидят того грязного и изуродованного мира.
Город, охваченный паникой, погряз в грехе. Торговцы наживались на смерти, священники проклинали невиновных, а палачи рубили головы с дьявольской радостью. Элиас, в своем безумном стремлении к спасению, становился таким же, как они. Он чувствовал, как с каждым днём, с каждым пациентом, с каждой секундой терял что-то большее, чем мгновения жизни. Человечность. Элиас услышал это слово лишь два раза за всю жизнь.
Первый – от своего учителя, гениального лекаря Апокрифа Аруанского. Находясь на смертном одре, наставник произнёс: «Любовь и работа – вот краеугольные камни нашей человечности». Отхаркивая кровавые сгустки на пожелтевшую простыню, он с потухшими глазами смотрел на единственного человека, который находился с ним рядом последние несколько лет его жизни. Единственным учеником Апокрифа был Элиас. Это было благословение для сироты, который остался в жестоком и гниющем городе, пожираемом Чумой. Элиас никогда не забудет эти слова, как не забудет и холодные руки, крепко сжимавшие его ладонь в последние минуты жизни учителя. Апокриф верил в силу человеческого духа, в способность находить исцеление не только в травах и микстурах, но и в самом сердце. Любовь, по его мнению, была не просто эфемерным чувством, а мощной энергией, способной творить чудеса, исцелять раны и давать надежду в самые темные времена. Работа же была не просто способом выжить, а возможностью одарить каждого приходящего любовью.
Второй и последний раз о человечности Доктор Элиас услышал от жены – прекрасной юной красавицы, что была как дикая роза, цветущая в терновнике. Чума забирала всё что было у Элиаса: родителей, которых тот не знал, учителя и любовь всей жизни. Она лежала в постели, исхудавшая, с лихорадочным румянцем на щеках. Элиас, опустившись на колени рядом, держал её горячую руку в своей. Она слабо улыбнулась, и в её глазах, некогда полных жизни, плескалась тихая грусть. "Не становись таким, как они, Элиас", – прошептала она, с трудом выговаривая слова. "Не теряй человечность. Даже когда вокруг лишь смерть и отчаяние, оставайся человеком". Элиас видел, как чума превращала людей в зверей, озлобленных и жестоких. Видел, как они боролись за кусок хлеба, предавали друг друга, крали у мертвых. Он видел, как страх убивал в них все доброе и светлое. И доктор боялся, что однажды и сам станет таким же.
Серый рассвет просачивался сквозь свинцовые облака, окрашивая грязные улицы Мортенбурга в тоскливые оттенки. Доктор Элиас, закутанный в лёгкую ночную одежду, поднялся с жесткого ложа. Скрип половиц эхом отдавался в пустой комнате. Первым делом – молитва. Не богам, давно отвернувшимся от этого проклятого города, а себе. Молитва о твердости руки, ясности ума и глухоте к мольбам о смерти.
