Поединок боярина Евпатия Коловрата и монгола Хостоврула

Выйди и взгляни на острие моего меча,

Попробуй-ка сдержать напор моего коня!

Если ты гора – с вершины рухнешь,

А если камень – с места не уйдёшь.

Когда и где ты видал воинов отважных?

Ты, в жизни даже не слыхал, лая лисицы!

Ф. Рашид-ад-дин, Джами-ат-Таварих, «Нагыл Еви», 2011.

Давным-давно, во времена, канувшие в Лету, народная память хранит воспоминания о прошедших эпохах… Впервые отголосок древности, подобно зерну многовековой мудрости, пророс в моем сознании благодаря бабушке Полине Тимофеевне, с папиной стороны. Не только она, но и бабушка Даша, дедушка Илья и второй дед, Дмитрий, – все они, как летописцы, вплетали свои истории в жизнь внуков, передавая нити житейской мудрости и правила христианского поведения. Однако Полина… Полина была истинным хранителем древней истории русского народа; она открыла для нас, внуков, двери в замечательный мир народных сказок, преданий и былин. У неё была замечательная память, способная хранить даже мельчайшие детали событий, произошедших в далёком прошлом. Её мелодичный и проникновенный голос напоминал звук арфы, оживляя воспоминания, и мы, очарованные, с вниманием слушали каждое её слово. Её рассказы служили нитью Ариадны, направляющей сквозь лабиринт времени к истокам народной души. Каждое произнесенное ею слово – это был драгоценный камень, отполированный опытом многих поколений. Впитывая её рассказы, мы становились частью этой неподвластной времени традиции.

Мы, шестеро внуков, от самого младшего до самого старшего – от звонкоголосой трехлетки до рассудительного двенадцатилетнего подростка – не просто слушали бабушкины сказания, мы схватывали их, словно драгоценную эстафету, воспринимая себя хранителями и продолжателями древних традиций устного творчества. Бабушка Полина говорила на русском языке, чистом и прозрачном, словно горный ручей, звенящем, как серебро. А мы, её внуки, щебетали на пёстром наречии – живой мозаике из русских, украинских и молдавских слов, расцветавшей буйным цветом в кубанских станицах. Порой бабушка, слушая наш смешанный диалект, горестно вздыхала и качала головой. "Эх, дети, искажаете вы русский язык, коверкаете, – говорила она с печалью в голосе, в котором звучала жалость и нежность. – Слово-то какое ладное, исконное, как песня материнская, а вы его портите. Надо язык хранить, как самое дорогое сокровище, как огонь в очаге. В слове – душа народа, его сердцевина, его память, его надежда, его будущее".

Мы, конечно, слушали, но тут же забывали её наставления, словно росчерки мелом на асфальте под дождём. Суржик был нашей стихией, языком двора, улицы, игр, он был живым, изменчивым, подобно реке, в которую вливаются притоки разных говоров, не признающей берегов и правил. Он давал нам возможность самовыражаться свободно и без стеснения.

Бабушка же продолжала говорить на своем безупречном русском, словно старинная баллада, звучащая среди какофонии современной музыки, словно тихий колокольный звон в базарной суете. Её речь была плавной, льющейся, каждое слово – на своем месте, будто драгоценный камень в тончайшей оправе. И в эти мгновения мы умолкали, завороженные красотой и богатством её языка, словно путники, застигнутые врасплох дивным пением сирены. Постепенно, внимая бабушке, мы начинали осознавать ту пропасть, что зияла между нашим грубым суржиком и её литературной русской речью. Мы чувствовали, как наши слова звучат угловато и коряво, а её – мягко и мелодично, словно шёпот листвы в летнем саду. И хотя мы продолжали общаться на суржике по привычке, но в нашей речи всё чаще и чаще пробивались русские слова, произнесённые правильно, с почтением и тихой надеждой. Каждый раз, когда бабушка рассказывала очередную историю, мы немного задумывались, прислушиваясь к её интонациям, пытаясь запомнить фразы и выражения. С каждым рассказом мы становились всё более восприимчивыми к её речи, и в какой-то момент, как будто по волшебству, её слова проникали в самую глубину нашей души. Мы вдруг осознавали, что в её языке несомненно имеется что-то большее, чем просто набор звуков. Это была искренность, человечность, это была сама жизнь. Бабушка учила нас не только владеть русским языком, но и чувствовать его.