Годы текли мимо него, не оставляя следов, как если бы время было струйкой живого огня, а он – слитком адаманита.
Одиночество не беспокоило его. Он знал, что где-то еще остались подобные ему; не один век прошел с момента последней встречи, но он никогда не чувствовал себя отрезанным или покинутым. Ибо прекрасно знал свой удел, если не весь, то хотя бы часть его. Такова была компенсация за долгие годы одиночества – если и не вся, то часть ее.
Он чаще спал, чем бодрствовал, поскольку сон не был помехой для исполнения назначенных обязанностей, наяву же давным-давно ничего не происходило. Это и помешало ему узнать точный момент появления в этом мире разумных существ – иного рода, нежели он сам.
И времени на сон у него с той поры стало куда как меньше…
* * *
Большой белый жеребец, без видимых усилий тащивший на спине дюжего рыцаря (о том, что наездник принадлежал к указанному благородному сословию, свидетельствовал геральдический герб на подвешенном у левого стремени шестиугольном щите, а также идентичный рисунок, отчеканенный на нагруднике латного облачения), раздвинул головой ветви кустов, недовольно посмотрел на пещеру и решительно подался назад.
– Стоять, отродье Гротто, дьявол тебя задери со всеми потрохами! – с типично рыцарской обходительностью проговорил всадник. – Что это ты себе задумал? Хочешь, чтобы я своим ходом туда добирался, а?
«Да,» – подумал конь. В том, что подумал он именно так, не могло возникнуть никаких сомнений у всякого, заглянувшего в этот момент в темные глаза жеребца. Рыцарь в глаза коню не смотрел; однако плох тот наездник, что не может определить настроения животного, на котором сидит.
– Что ж, об этом мы еще побеседуем, – заявил рыцарь, спрыгивая со спины своего скакуна. Поскольку облачение его не отличалось ни малым весом, ни мягкостью или эластичностью креплений, звук, пронесшийся по всей округе, решительно наводил на мысль об упавшей с пятидесятифутовой высоты телеге с металлическим хламом. Жеребец, давно привыкший к этому шуму, и ухом не повел, зато обычный для всякого места под солнцем тихий гул разного рода живности настороженно затих.
Отцепив от седла щит, рыцарь продел левую руку в предназначенные для этого ремни, поправил висящие на поясе справа топор и чекан, затем вытащил из седельного вьюка небольшой арбалет, привычным движением взвел тетиву и вложил короткую железную стрелу (или болт, как иногда называли заряды для арбалетов вестерлинги). Оказавшись во всеоружии, он сделал последний шаг под прикрытием зарослей и встал перед неприятного облика пещерой.
Конечно, по правилам полагалось бы зычно протрубить в рог, после чего Верный Спутник-герольд с полускрытым злорадством оповестил бы засевшее внутри мерзкое чудовище о предстоящей ему, чудовищу, скорой встрече с верным клинком сэра Келвина, каковой клинок, вне всяких сомнений, мгновенно прервет линию жизни упомянутого чудовища, неведомо каким чудом дожившего до сегодняшнего утра. Однако ни герольда, ни даже оруженосца сэр Келвин не имел (в основном – ввиду недостаточно тугого кошелька), да и рог свой (по той же слабо совместимой с рыцарским кодексом причине) заложил в ньюлендском ломбарде. Даже издать приличествующий герою, выходящему на бой с чудищем, боевой клич, слышный на полмили самое малое, рыцарь был не в состоянии, так как накануне несколько перебрал полупрозрачного горячительного напитка хейвенского производства, и сейчас рот его пересох настолько, что казалось, достаточно как следует выдохнуть – и наружу будет извергнут язык пламени, не уступающий смертоносному дыханию Великих Драконов.
