Гемодиализ

Осень. Утро воскресенья началось не с измерения температуры, а с наблюдения за чужой молитвой. Мой сосед по палате, здоровенный семнадцатилетний детина, которого мы из-за его религиозности называли Пастором, разбудил меня своим монотонным шёпотом, обращённым к иконе на его тумбе – этого оказалось достаточно, чтобы мой бессонный мозг дал телу команду проснуться. Два других соседа так остро на ритуал не отреагировали, а я меж тем минут пятнадцать лежал на койке и смотрел за тем, как смуглый, длинноволосый сожитель, одетый в длинный коричневый кардиган, да волосами и глазами резонировавший с собственной кофейного цвета одеждой, сложив руки и склонив голову, бормотал священные слова себе под нос. Чем-то меня, к тому времени уже скептика и нигилиста до мозга моих юношеских костей, заворожило это проявление религиозной веры. Зрелище, впрочем, закончилось с приходом дежурной медсестры, озвучившей команду о подъёме.

– И вам доброго утра, мадам, – ответил я, снимая с себя одеяло и принимая градусник. Не то что бы я впервые обратился в таком стиле к персоналу, но конкретно эта медсестра впервые застала меня на дежурстве, так что от удивления вскинула брови:

– Это сейчас так модно у молодёжи?

– Нет, это он один такой чудаковатый, – как бы между делом вставил второй сосед, принимая свой термометр: – исторической реконструкцией занимается. Как тот профессор, который расчленил…

– Гриша! – осекла его медсестра: – без подробностей.

– Ладно, всё, молчу, – с досадой ответил ей Григорий, зажимая градусник под мышкой.

Если не считать утренней молитвы Пастора, начало дня прошло без примечательных событий. Измерение температуры тела, водные процедуры, утренние процедуры медицинские, завтрак – ко всему этому я уже очень давно успел привыкнуть, эти события даже в памяти не отпечатались, смешавшись в сплошное серое пятно. Несколько раз мы сыграли в карты с соседями по палате (Пастор с нами не играл, да и нас по этому поводу временами увещевал – для азартных игр он был слишком религиозен, едва ли не до тошноты), затем, когда отделение собрали в игровой комнате, переключились на монополию. Пастор всё также не играл с нами, хотя в этот раз сел за стол просто ради наблюдения за игрой – или скорее ради участия в параллельно идущем разговоре. А разговор, в отличие от большинства утренних событий, заслужил отпечатывания в моей памяти.

– Пастор, а ты слышал ту историю? – спросил третий сосед, Пётр.

– О чём ты? – вопросил в свою очередь тот. Я, прекрасно знавший, к чему ведёт Пётр, собрался было слушать вполуха, однако он меня осёк:

– Денди, зря ты отворачиваешься. Она ведь недавно здесь появлялась.

– Ага. Заливай, – нарочито незаинтересованно ответил я, хотя стоит признать, что подобная «новость» меня слегка заинтриговала своей новизной. Я кинул кубики и, попав на сектор с обувным магазином, объявил о его покупке, забрав карточку и выложил необходимую сумму из капитала в банк.

– В тысяча девятьсот девяносто восьмом, осенью, здесь лежала девушка по имени Юля. У неё, как и у нашего Денди, произошёл отказ почек, и она ждала…

– Постой, – прервал я: – В смысле «как у нашего Денди»? Ты это только что выдумал?

– Рассказываю как есть, – парировал Пётр и, бросив в свой ход кость, оказался на моём же участке. Лишь выплатив мне налог, он продолжил с несколько раздосадованным выражением на лице: – Так вот, где там меня прервали… Она ждала пересадки донорской почки. Ждала неделю, две, три… Грю, ты ходить будешь?