Неизвестные

Человек становится просветленным,

не воображая образы света,

а осознавая тьму.

Карл Густав Юнг

Декабрь 1991 года

Полковник Игорь Витальевич Богданов вышел из машины и сразу посмотрел в сторону, откуда доносился истошный женский крик. Девушка сидела на пятках, раскачиваясь из стороны в сторону, обхватив себя руками, и кричала охрипшим голосом. Голубое платье с мелкими белыми цветочками, на ногах домашние тапочки, на плечи наброшена милицейская дубленка. К ней подошли двое санитаров в белых халатах, надетых поверх пуховиков, и, подняв на ноги, повели к машине скорой помощи.

«Совсем еще девчонка, – подумал полковник. – Красивая. А теперь еще и несчастная. Одна из многих и многих несчастных. Не повезло».

– Игорь Витальевич…

Полковник повернул голову и посмотрел на следователя. Молодой парнишка дрожал. Игорь Витальевич догадывался, что дело было не только в холоде. Он знал, что это было второе место преступления в жизни следователя, чьего имени он пока не запомнил. Опять со смертельным исходом и снова с присутствием начальства, прибытие которого, как и в прошлый раз, стало для неопытного сотрудника полной неожиданностью. И если на то убийство полковник Богданов приехал уже после того, как тело жертвы погрузили в машину, то на этот раз он оказался на месте происшествия гораздо раньше.

Закрыв глаза, Игорь Витальевич отвернулся от толпы, продолжая чувствовать на себе пристальные взгляды собравшихся. Полковник к этому привык. Он знал, какое впечатление производил на людей своим высоким ростом, изуродованным шрамами лицом и властью начальника милиции города.

Полковник отрешенно вдыхал морозный воздух, выделяя из громкого шума менее заметные звуки: приглушенные голоса людей, шмыгающие носы и сухой кашель, работающий двигатель, завывание ветра, кружащая по ледяной земле позёмка и скрип снега под ботинками. На смену женскому крику пришел стонущий вой, глухой и сдавленный, а потом затих и он. Силы покинули несчастную. Или ей, наконец, что-то вкололи.

Игорь Витальевич открыл глаза и осмотрелся. Двор освещался фарами машин и фонариками в руках оперативников, которые не подпускали к самому месту происшествия собравшихся зевак.

В заледенелых окнах ничего нельзя было разглядеть, поэтому самые любопытные, или скорее просто нетрезвые жители, вышли на улицу, не побоявшись мороза в минус сорок и шквалистого ветра. В маленьком северном городе на краю земли редко случалось что-то интересное и из ряда вон выходящее.

Звенели хриплые голоса подвыпивших жителей двора и низкие басы нескольких оперативников.

– Да кто там? Ой-ё, Женька, что ль? Это что ж делается то?

– Женщина, отойдите. А лучше домой идите, допейте свою водку и спать ложитесь.

– Так если бы она была, солдатик, я б так и сделала.

– Идите, идите, не толпитесь здесь.

– Не командуй тут, я здесь живу, имею право! – это уже говорил не менее пьяный мужчина, завершив грозную речь смачным плевком в снег.

– А тебя заберем с собой, в камере полежишь, проспишься!

Полковник, не обращая особого внимания на эти разговоры, остановил взгляд на раскрытом настежь окне на последнем этаже панельной девятиэтажки. Занавеска бледно-зеленого цвета болталась снаружи, билась о желтые, облезлые стены дома, как крыло птицы, застрявшей в прутьях клетки. Свет в комнате горел как ни в чем не бывало, словно насмехаясь над тем, что чья-то жизнь погасла, а ему все равно.